Однажды сын помещика Измайлова грешным делом влюбился в крепостную красавицу Марьяну и уже год, как тайно с ней встречался. Он всегда появлялся у нее по ночам и сладостно проводил время в объятиях и любви. Теперь все начинало рушиться, и Арсений не находил себе места.

Арсений всегда увозил девушку далеко за пределы имения Неверова и лишь там занимался с ней любовью. Девушка без памяти влюбилась в молодого барина, но разница в сословиях заставляла их встречаться тайно, чтобы никто не мог заподозрить их отношений. Частые встречи постепенно переросли в любовь, и они уже не могли жить друг без друга.

Арсений хотел выкупить Марьяну у Елизаветы, да все не решался, а тут приехал и сам барин. С этим договориться будет трудно – это Арсений понял с первой их встречи. Он на это не пойдет, а узнает, так и сам ей займется. Этого Арсений боялся больше всего.

Сейчас он был в растерянности и не знал, что делать дальше.

Предложение отца поехать в имение Неверова обрадовало его. Там был шанс лишний раз встретиться с любимой и предупредить ее об опасности.

К вечеру Арсений стал собираться к Неверову. Он приказал отмыть до блеска повозку и запрячь самых отменных лошадей. Сам надел парадные вещи, хромовые сапоги и дождался положенного часа, чтобы прибыть точно к ужину.

– Поеду один, – предупредил он отца. – Когда вернусь, не знаю.

– Ты там смотри, делай, как полагается, – предупредил старик, провожая сына за ворота.

Глава 4

Приезд барина отмечали с размахом.

По приказу Неверова, конюх Егор собрал самых красивых девушек, чтобы обслуживали гостей. Барин лично осмотрел красавиц и дал добро.

– Каждая получит вознаграждение, – раздобрился Неверов при виде красоток.

Гостей собралось десять человек. Здесь были и помещик Максимов с супругой и дочерью, и Арсений Измайлов, и урядник, и несколько сослуживцев, приехавшие по приглашению хозяина из города.

Старой Елизавете сразу не понравилась такая компания, предвещавшая пьянку, но она не скрывала своей радости по случаю приезда брата. Сейчас ее успокаивало лишь то, что ее брат возьмется за управление хозяйством, а она уйдет на долгожданный покой.

Арсений был удивлен, когда увидел среди девушек, обслуживающих мероприятие, Марьяну. Она была в числе тех красавиц, которых подобрал Егор по указанию хозяина.

Марьяна незаметно улыбнулась молодому барину и виновато опустила глаза.

Неверов с друзьями пил много, потом стал орать песни и танцевать.

Арсений сидел с краю стола, только закусывал и наблюдал, как все постепенно пьянеют. У него появилось желание покинуть дом Неверова, но хозяин сразу заметил его намерения.

– Сиди на месте, – пробурчал полупьяный барин. – Сиди, если меня уважаешь.

Неожиданно барин вспомнил и про Андрея Никитина, которому велел прийти сегодня вечером.

– Егор! – крикнул он конюха, который стоял у двери. – Там меня мой знакомый должен дожидаться. Зови сюда.

Егор подошел к барину.

– Кто такой? – спросил конюх.

– Ну, тот пацан, которого мы с тобой встретили по дороге.

– Барин, он же ребенок.

– Ты меня не понял, Егор.

Мои приказы должны выполняться без обсуждений и лишних разговоров. Пацану шестнадцать лет, а ты – ребенок… Ему баб пороть пора, а ты мне здесь рассказываешь.… Зови сюда, и чтобы через минуту был он здесь! Хочу видеть.

– А если его нет?

– Тогда скачи к его дому и вези сюда.

Егор поклонился и поспешил во двор.

Арсению была совсем не по душе такая компания. Он несколько раз выходил на улицу, чтобы проветриться от табачного дыма и подышать свежим воздухом. Уехать домой незамеченным было невозможно, поэтому он держался, стараясь не выказывать недовольства, и дожидался, когда хозяин совсем опьянеет.

Неверов постоянно разговаривал с помещиком Максимовым, как с соседом по имению, и неоднократно пытался заводить беседы и с молодым барином. Арсений был немногословен, отвечал коротко и ясно.

– Надо начинать заводить свои порядки, – твердил пьяный Неверов. – Завтра же соберу своих крепостных и начну вставлять им мозги. Поговаривают, что-то они совсем отбились от рук. Пороть буду публично, чтобы все видели. Я им устрою райскую жизнь.

– Да я не замечал случая, чтобы ваши ослушались, – возразил помещик Максимов. – Все при деле, работают.

– Заступаешься? Негоже за крепостных вступаться. Значит, будут еще лучше работать. – Он обнял за плечи соседа и уставился ему в глаза. – Они у меня теперь все будут вот здесь. – Он сжал свой большой кулак и поднес к лицу. – Вот, где они у меня будут! А у меня смотри, какие девки тут вертятся! Хороши, стервы! Ими тоже займусь. Давно бабы не было. С ними у меня будет другое дело, посерьезнее.

Арсений хорошо слышал этот разговор и поглядывал на Марьяну, которая выставляла на стол новые бутылки.

Девушка снова заметила взгляд Арсения и покраснела.

– Иди сюда, красавица, – схватил ее за руку Неверов и потащил к себе. – Тобой я займусь первой. Хороша девка! Эх!

Марьяна поспешила вырваться и, выскочив на улицу, расплакалась.

– Ой, это ты Арсений, – прошептала она.

– Почему ты плачешь?

– Барин напился и распускает руки. Ты разве этого не видишь? Чувствует мое сердце, хлебнем мы с ним горя.

– Говорил же я тебе, чтобы бежала к нам в имение, – припомнил Арсений. – Елизавета этого бы не обнаружила. Ей не до вас всех.

– Да, как можно? У меня старая мать, отец. А если бы все обнаружилось? Ты не знаешь нашего урядника. Это такая редкая сволочь, сразу бы сдал. Мы у него все переписаны.

– Я бы тебя спрятал. – Арсений прижал девушку к себе и начал целовать. – Надо что-то делать. Я попробую тебя выкупить.

– Милый, прекрати, нас могут увидеть. – Марьяна стала вырываться из его объятий.

– Кругом ночь и никого нет. Поехали ко мне.

– Я не могу. Барин говорил, что завтра будет всех собирать и устанавливать свои порядки. Я так этого боюсь!

– Уезжай в Петрушино, – предложил Арсений. – Это самая дальняя деревня твоего барина. Он там редко будет появляться. Деревня маленькая, а у тебя там живет бабка. Хочешь, прямо сейчас увезу, и никто не узнает.

– Я даже и не знаю, – засомневалась Марьяна.

– Пока Неверов еще не знает, кто и где проживает – это самый верный ход.

– А урядник? Он же знает все. А матушка с отцом? Как я их брошу?

– Предупредишь, и я увезу тебя немедленно.

– Ты будешь ко мне туда приезжать?

– Конечно, буду.

Марьяна огляделась по сторонам.

– Хорошо, – согласилась она. – Только заедем домой. Я предупрежу своих, но урядник может заметить мое исчезновение и доложить барину. Что же тогда будет?

– Ты же не покидаешь имение барина, а Елизавета, как мне известно, разрешила такие перемещения.

– Ой, беру такой грех на свою душу, – заволновалась девушка. – Едем.

Арсений усадил любимую в повозку и погнал лошадей.

Глава 5

Егор доставил Андрея ко двору и провел в дом.

– Ваше благородие, мальчишку доставил, – доложил он.

– Пусть заходит. – Неверов веселился от души.

В пьяном угаре он усадил молодуху на колени и лапал ее руками. Та визжала, стараясь вырваться, но барин крепко прижимал ее к себе и не желал отпускать.

В дверях появился растерянный Андрей и низко поклонился. Он смотрел на разгулявшихся господ и не знал, что делать.

– Иди к барину, – подтолкнул его Егор.

– Ты почему не ждал у ворот усадьбы, как я приказал? – набросился Неверов на молодого человека.

Андрей молчал и моргал своими большими глазами.

– Иди сюда, садись, – пригласил его барин и оттолкнул девушку в сторону. – Пошла вон отсюда, надоела. Садись рядом и не обращай ни на кого внимания. Здесь теперь я хозяин.

Растерянный парень сел рядом и опустил глаза.

– Поешь? – спросил Неверов и подвинул ему полную тарелку с мясом, да налил полный стакан водки.

Ошарашенный молодой человек не мог произнести ни слова.

– Это не тебе, – заметил барин замешательство парня, сам залпом осушил стакан и с шумом поставил его на стол. – Хочешь стать человеком? – склонился он к голове Андрея, обнял его за плечи и развернул к себе. – Ты мне сразу приглянулся. У меня на фронте был один молодой адъютант. Ох, и любил же я его.

Андрей молчал, поглядывая на подвыпившего урядника, который не сводил с него своего пронзительного взгляда.

– А ты чего вылупился? – заметил его взгляд Неверов. – Этого пацана не трогать, ты меня понял?

– Понял, ваше благородие, – склонил голову урядник.

– Завтра поедешь со мной по моим деревням, – громко, чтобы все слышали, сказал Неверов. – Ты, урядник, тоже. Покажешь, до чего ты мое хозяйство довел. Буду осматривать все владения и пересчитаю крепостных. У тебя все записано?

– Все, ваше благородие.

– Смотри мне. Если недосчитаюсь хотя бы одной души, выпорю, как последнего козла. Списки у тебя в порядке?

– В порядке, барин. Все один к одному.

– Возьмешь с собой. Егор, а ты к утру приготовь лошадей, да получше. – Неверов оглядел молодого человека. – Что на тебе за одежа? Лохмотья какие-то.

Андрей опустил глаза и покраснел.

– Будут у тебя камзол и сапоги, – пообещал Неверов. – Мой человек должен выглядеть прилично. – Он прижал к себе молодого человека и поцеловал в лоб.

– За что такая милость с вашей стороны? – тихо спросил Андрей.

– За что? Да ты мне приглянулся сразу, вот за что. Мне нужен молодой человек, красивый, высокий, как ты. Пусть тебе немного лет – это неважно. Главное, чтобы башка варила. Она у тебя варит?

– Не знаю, – смутился Андрей.

– Значит, будет варить. Понял?

– Понял, – ответил Андрей.

– Выпить хочешь? – Неверов налил полстакана водки и подвинул Андрею.

– Я никогда не пил, – признался молодой человек.

– Пей и закусывай. – Барин подвинул к Андрею тарелку. – Ешь хорошо. Мне голодные не нужны.

Андрей не смел ослушаться и выпил водку; скривился, стал заедать мясом.

– Я редко пью, – зачем-то начал объяснять Неверов, – но когда пью, то много. Сегодня хороший повод для этого.

– Можно я потом возьму немного еды домой? – проговорил Андрей, поглядывая на обилие пищи на столе. – У меня мать голодом сидит.

Неверов строго взглянул на урядника.

– Это что ж, ты сукин сын, моих крестьян голодом моришь? Завтра представишь все списки об умерших, родившихся, детях и взрослых. Понял ты меня? Есть у тебя такой учет?

– Конечно, ваше благородие.

– Вот завтра и посмотрю, что вы тут без меня творили. – Неверов хлопнул Андрея по плечу. – Всем гулять, – приказал барин. – Пить, есть и гулять…. Я так хочу! Пойдем, выйдем.

Андрей последовал за барином во двор.

– Что, напужался моих речей? – совершенно трезвым голосом спросил Неверов.

Андрей смотрел на барина и промолчал.

– Хочешь быть человеком, а не рабом?

– Я и так человек, ваше благородие, – ответил Андрей.

– Ты полчеловека. Ты крепостной. Даю тебе такое право выбора. Я не хочу тебя заставлять. Решишь сам. Мне нужен помощник. Человек такой, с которым можно делать дела, отдыхать, ездить на охоту и все остальное….

– Я же еще молодой для таких дел и ничего не понимаю. И, почему я?

– Да, распустились вы здесь без меня, – вздохнул барин. – Пороть вас всех надо. С тебя и начну. Дурак ты, братец. Можешь считать, что разговора у нас не было. Пошел вон отсюда. Не попадайся мне больше на глаза.

Неверов сплюнул и направился в дом к гостям.

– Завтра во сколько подходить? – услышал он голос Андрея.

Барин обернулся.

– Утром, – ответил Неверов и усмехнулся.

Глава 6

Ранним утром Андрей был у ворот имения Неверова. Он заглянул в щелку забора и увидел конюха Егора, который седлал трех коней. Андрей громко свистнул, и Егор направился к воротам.

– Чего рассвистелся? Барин еще не проснулся. Чего так рано?

Андрей пожал плечами и улыбнулся.

– Хочешь, тебе помогу.

– Ты не сможешь, молодой еще. Барин любит, чтобы все было надежно.

Андрей пожал плечами.

– Хорошо, входи, только тихо. Барин еще после вчерашнего отойти не может.

– Какой конь барина? – спросил Андрей, с завистью поглядывая на добротных коней.

– Барина вот этот. Он его еще вчера приглядел.

– Хорош, – похлопал Андрей коня по спине. – А твой?

– Мне все равно. Они все хороши. Я самых лучших подобрал, – ответил Егор.

– Тогда можно я этого возьму? – Молодой человек погладил другого коня по морде, и тот громко захрипел, зафыркал.

– Ездить-то можешь?

– Могу. – Андрей вскочил в седло и, пришпорив коня, закружился по двору.

– Приглянулся ты нашему барину, – сказал Егор. – Ни от чего, дурачок, не отказывайся, коль он на тебя обратил внимание. Может, и повезет тебе в жизни. Не все же спину в поле гнуть.

– Расскажи мне о хозяине, – попросил Андрей.

– Ничего я про него еще и сам не знаю. Он давно не бывал в этих краях: всю жизнь службой был занят, до генерала дослужился, войну прошел.

– Он настоящий генерал?

– Да, а ты что думал? Он из военных.

Андрей почесал затылок.

– Надо же!

– За всю свою взрослую жизнь барин только пару раз приезжал в имение. На похороны отца – и то проездом. Это было давно. Всеми делами Елизавета командовала. Теперь он будет здесь хозяином. Держись его ближе. Говорят, он очень строгий и измен не прощает. А раз ты ему пришелся по душе, значит, что-то в отношении тебя имеет. Он здесь один и ему нужен верный помощник.

– Я? Что я-то? Я уже старый, с меня спросу мало. А ты молодой, рослый, красивый. Видно, он красивых любит. Вот приоденет еще тебя, и будешь красавцем. Я слышал, он это тебе обещал.

– Но я, же молодой совсем. Мне только шестнадцать лет.

– Это не имеет для барина значения.

– У него что, жены и детей нет?

– Выходит, так. Видно, некогда было ему этим заниматься.

Андрей спрыгнул с коня и снова погладил его по морде.

Из дома вышла служанка и позвала Андрея в дом.

– Иди, хозяина буди. Так он вчера приказал, – сказала она.

Андрей растерялся, взглянул на конюха и направился в дом.

Служанка провела его через несколько богато убранных комнат и остановилась у большой резной двери.

– Иди, – подтолкнула она его.

Андрей перекрестился и постучал.

– Заходи и не стучись. Ему уже пора вставать. – Служанка приоткрыла перед ним дверь.

Андрей вошел и оказался в большой просторной спальне. Посередине стояла широкая кровать, рядом на полу лежала подушка и бутылка из-под вина. На кровати, укрывшись с головой, спал барин.

Андрей стоял и не знал, что ему делать.

Он медленно двинулся вперед и протянул руку, чтобы разбудить барина. Молодой человек до того разволновался, что у него пересохло во рту. Он моргал своими большими глазами и весь дрожал. Дотронувшись до одеяла, он осторожно похлопал барина по спине, и тот зашевелился.

– Вставайте, ваше благородие, – зашептал Андрей. – Уже утро и нам надо ехать.

Неверов выглянул из-под одеяла и протер глаза.

– А, это ты? Что так рано пришел? – Он взял за руку Андрея и потянул к себе.

Молодой человек присел на стул рядом с кроватью и не сводил взгляда с сонного лица хозяина.

– Как мне плохо, голова трещит после вчерашнего, – пожаловался Неверов. – Перебрал немного. Посмотри, там вина не осталось?

Андрей поднял бутылку с пола.

– Пустая.

– Иди ко мне, – снова потянул Неверов к себе парня. – Сегодня прикажу, чтобы с тебя сняли мерку и немедленно сшили добротную одежду. Если ты при мне, то должен выглядеть достойно.

Неверов откинул одеяло и встал.

– Жди меня во дворе, я скоро.

Андрей вышел во двор, бледный от страха.

– Разбудил барина? – спросил Егор.

– Скоро выйдет.

– Ну и ладушки.

Через некоторое время Неверов вышел в полном параде. На нем был красный сюртук, галифе, заправленные в хромовые сапоги, и военная фуражка. Он окинул взглядом лошадей.

– Андрей, садись на эту. – Барин указал на лошадь, которая Андрею совсем не приглянулась.

– Он другую выбрал, ваше благородие, – сказал Егор.

– Чем эта плоха? – удивился барин.

Андрей покраснел и хотел было уже вскочить в седло, но Неверов пошел на уступки.

– Нравится эта, так бери. Она будет твоей, – сказал он.

Андрей улыбнулся и вскочил в седло.

– Едем в Петрушино, – приказал барин. – По дороге к нам присоединиться урядник. Я его вчера хорошенько озадачил. Будет держать полный отчет по крепостным.

Егор побежал открывать ворота.

Неверов пришпорил коня и помчался вперед. Андрей от него не отставал. Вскоре их нагнал и Егор.

– Где так научился ездить? – спросил барин молодого человека.

– Егор когда-то научил. Я ему всегда помогал убирать за лошадьми, вот он и научил.

– Молодец! Вернемся, в баню пойдем. Я велел ее истопить к нашему возвращению.

– Давно был в Петрушино? – спросил конюха Неверов.

– Давно, – признался Егор. – Туда урядник часто наведывается.

– А ты, Андрей, был там?

– Я вообще там никогда не был. Нам с некоторых пор запрещено покидать свои места. Так урядник распорядился.

– Теперь будешь часто туда ездить. Хоть деревня и небольшая, но, говорят, шустрая – посмотрим. Нас там урядник должен дожидаться и организовать встречу. Посмотрю, на что он способен. Водку пить он мастак, а вот на деле.… Поговаривают, что там самые бунтари, живут на отшибе и позволяют себе недозволенное. Так мне урядник докладывал. Надо им мозги вправить, да самому показаться, чтобы своего барина знали в лицо. – Неверов взмахнул плетью и прибавил ходу.

Деревня Петрушино стояла в трех верстах от имения барина и отделялась от него лугами и полями, где росли картошка, лук и капуста. На лугах паслась скотина, а крепостные косили траву, заготавливая ее на зиму.

Урядник собрал всех от мала до велика, что жили в деревне, и дожидался появления барина.

Заметив приближающихся всадников, урядник поехал им навстречу.

– Всех собрал? – спросил Неверов.

– Все, как один, здесь, ваше благородие.

– Бунтари есть? Ты мне что-то говорил вчера.

Урядник с недоверием взглянул на Андрея.

– Говори все, как есть, – приказал Неверов.

– Есть двое, народ баламутят.

– Покажешь. Лично выпорю перед всеми, чтобы неповадно было.

Андрей вздрогнул от этих слов и отвел глаза в сторону.

Глава 7

Крестьяне сбились в кучу, а когда подъехал барин, попадали на колени.

– Вставайте, вставайте, – приказал он. – Кланяться будете потом.

Неверов объезжал крепостных и внимательно всматривался в их лица.

Урядник выстроил всех мужчин, женщин и детей в одну линию и сопровождал барина.

– Где списки крепостных? – спросил Неверов. – Сколько в наличии и по списку?

– Сто девяносто семь душ, ваше превосходительство, вместе с детьми и стариками.

– Хорошо. – Он ткнул рукояткой плети в парня. – Выходи. Ты тоже выходи.

Неверов выбрал пятерых парней примерно одного возраста и роста.

– Этих ко мне в усадьбу, работать, – сказал он и, развернув коня, поехал обратно, стал выводить из общего строя девушек того же возраста.

Андрей ехал рядом, опустив голову, и чувствовал, как на него настороженно смотрят крестьяне. Неожиданно он заметил среди крепостных Марьяну, которая прикрыла лицо платком и прятала глаза, но Неверова было не провести.

Он остановил своего коня напротив нее и сурово спросил:

– Не ты ли вчера была у меня в доме?

Марьяна испуганно смотрела то на барина, то на Андрея.

– Я кого спрашиваю? Как ты здесь оказалась? Сбежала от меня? Тоже выходи. С тобой у меня будет особый разговор. – Барин выбрал пять девушек. – Этих тоже на усадьбу. Урядник, ты мне что-то говорил про бунтарей? Где они, показывай.

Урядник назвал фамилии и имена.

– Выходить, кого он назвал, – потребовал Неверов.

Вперед вышли два крестьянина и упали перед барином на колени.

– Что-то про вас слухи ходят нехорошие, – сказал барин и подъехал поближе. – Чем занимаетесь? Вредительством? Я не позволю творить беспредел в моем имении! – уже выкрикнул он и, размахнувшись плетью, стал хладнокровно избивать крестьян.

Мужчины рухнули на пыльную дорогу, извиваясь под меткими ударами барина, который беспощадно размахивал плетью и сек их с наслаждением.

– Я вам покажу, что такое барская ласка, – приговаривал он. – Вы меня надолго еще запомните, когда будете свои окровавленные рожи отмывать.

Неверов бил беспощадно. Андрей отъехал в сторону и со страхом в глазах наблюдал эту ужасную картину. Он поймал на себе испуганный взгляд Марьяны, которая не отрывала от него глаз и вся тряслась от страха.

Порка виновных продолжалась долго, пока двое несчастных, потеряв сознание, не распластались на земле. Лишь тогда Неверов остановил свой пыл и взглянул на притихших крестьян, которые стояли перед ним на коленях.

– Так будет с каждым, кто хоть слово против молвит, – объявил он. – Мне жалеть никого не надобно, но свое имение позорить не позволю. Каждый будет под моей плетью плясать, пока я не остановлюсь. – Он с ненавистью посмотрел на крепостных, потом перевел взгляд на Андрея и усмехнулся. – В тебе я вижу достойного помощника и буду рад, если ты меня станешь понимать.

Барин взглянул на отобранных им молодых людей и приказал уряднику гнать их в имение.

– Егор, помоги уряднику сопроводить это стадо до моего дома, – приказал барин. – Шаг влево или вправо – бей беспощадно. Они должны быть во дворе и дожидаться меня, пока я не приеду. – Неверов взглянул на Андрея. – Что, испужался? Ничего, привыкнешь. Едем к помещику Максимову. Он мне вчера проговорился, что у него неплохие собаки водятся. Меня очень это заинтересовало.

Они пришпорили коней и помчались в сторону имения Максимова.

– Чего молчишь? Непривычно связываться с такими делами? – Неверов поглядывал на бледное лицо молодого человека.

– Непривычно, барин, – выдавил Андрей, пытаясь скрыть свое волнение. – Это же живые люди.

– Жалостливый ты какой-то. Какие это люди? Если они готовы предать в любую минуту, то это твои враги. А с врагами надо быть жестоким. Нечего мне имение разваливать. Ты тех, кто попал под плеть, знаешь?

Вечером добрались до N-ска. В почтовой гостинице взял комнату с двумя кроватями. Хозяйка гостиницы, косясь на Аню и мальчика. – Энти тоже с Вами?
– Со мной. Баня есть?
– Нет. Воду могу нагреть.
– Может по соседству есть?– я вынул пятак и поиграл с ним
– Пойду у Семёна спрошу. Они-с вроде как у себя сегодня топили.

Семён показался мне старичком. Хотя бойкий. Всё время что то говорит.
– Банька то у мня добротная. Малёхая, да жаркая. Вы как тамось – вместе будете париться, али пока чаю попьют?
Аня опустила глаза.
– Вместе, вместе.
– Ну чё ж. За ладно. Пройдём али... как?
– Пройдём.

Изба Семёна оказалась неподалёку. Сразу с улицы чуялся дымный аромат чёрной баньки запаренной хвойным веником.
– Может, а в дом, чайку?
– Да нет. Пили уже.
– Ну, так и ладно. Ладно.

Прошли сразу к бане.
– Вот тута бадья с тёплой водичкой. Тута на камнях чугунок с горячей, значитца. Смотрите – не обожгитесь. Холодная тута. Тута в ушате и разбавлять можно. Мыло тут. Ковш. Здесь кислая водица. Ну, вобщем то, всё навроде.
Отдав тяжёлую лампу со свечой. Старик откланялся и, пообещав горячего самовару, удалился.

Черные стены баньки глотали слабый дрожащий свет и дышали жаром на соскучившиеся по теплу фигуры. В полутьме быстро разделись. Аня не глядя на меня, прикрывая одной рукой грудь быстро развела в тазу воду и, сев на корточки, придвинув к себе мальчика, стала его мыть. Я взобрался на полати с веником и стал потихоньку себя шлёпать, поглядывая вниз.

В темноте и пару, стелившемуся по полу, ничего толком не было видно, но округлые женские очертания силуэта Ани производили на меня благостное впечатление. Мальчик, видимо взяв Аню за грудь, притянув её за шею шёпотом что то сказал. Аня прыснула, быстро глянув на верх на меня, – Ты же уже большой, какое ж тебе молочко?

– А тетя Варя кормила Соню молочком и Петю, а он уже большой.
– Стой прямо, что крутишься? Петя не вырос ещё наверное, а ты уже большой.
– Я ещё маленький.
Аня снова засмеялась.
– Стой хорошо. Что говоришь то? Барин что про тебя подумает?
Мальчик оглянулся на меня.
– Что подумает?
– А то и подумает. Что маленький ты ещё, смеяться будет.
– Аня ты его помоешь, может в дом его отведёшь?

Аня опустила голову. Стала сильнее тереть мальчика, который стал похныкивать, – Жарко!
Я подумал: «Стесняется, вроде как я над ней командую, а стоит ли?»
– Ну, если хочешь, мойся и сама с ним иди.
Аня быстро глянула на меня. Показалось, что из темноты блеснули глазки.
– А то, мож пропаришь его? Да сама пропаришься? Я выйду пока, да потом помоюсь.

Вышел в дверь, придерживая рукой хозяйство. В предбаннике пахло можжевельником и дымом, прохладный воздух приятно ласкал разгорячённую кожу. В большую прямоугольную дыру над дверью просвечивала луна, наконец то выглянувшая из под туч. Фонарь в предбаннике светил ещё тусклее, чем банный. Толстая свеча с хилым фитильком скорее напоминала своим светом лампадку перед иконой.

Изнутри слышалось, – На вот ковшик с водичкой. Дыши в него...
– Мама, а попить можно?
– Холодная, горло простудишь. В доме чаю попьёшь.
Что то еле слышное шёпотом и в ответ, – Добрый, добрый. Повернись ка.

Немного погодя, я вошёл. Анюткина мокрая спина, крепкий зад и ноги как мне показалось весьма призывно розовели в слабом свете свечи.
– Ну что, Андрейка, напарила тебя мамка?
– Напарила.

Я, сделав вид, что не смотрю особо стал делать воду в тазу, затем прошёл в серёдку, сел на пол, притянув к себе таз спиной к полати, стал намыливаться. Анютка спустила Андрюшку на пол, сама полезла наверх, плеснула на камни.
– Не жарко вам, барин?
– Парься парься. Мы с Андрейкой прохладной водичкой польёмся. Да Андрюша?
Стал поливать себя и мальчика, стало действительно жарко.
– Дай ка я тебя попарю.

Повернулась животом вниз. Я подошёл и положив руку на разгорячённую спину стал водить рукой по спине и похлестывать спину веничком. Приятная истома пошла по моей руке. Голове было жарковато. Провёл рукой по заду и по ногам не переставая шлёпать веничком. Свеча освещала только бок и прижатую к груди руку. Почувствовав поднятие между ног, отвернулся от мальчика таким образом, чтобы ему не было видно.

– Жа-арко.– мальчик сидел на полу поднимая ковшик и поливая себе из него на голову.
– Ну давай, теперь я полезу.
Аня не отрывая руку от груди, слезла, блеснув в свете свечи открывшимся животиком и ногами с округлыми коленками.
Я быстро заскочил наверх подогнув ноги, дабы не было видно моей восставшей плоти, стал колошматить себя веником, не глядя вниз. Аня быстро намылила себя. Андрейка стал хныкать и просился выйти. Успокоившись, я быстро выскочил наружу вдохнуть воздуха и остудиться.

Аня чуть приоткрыла дверь, чтобы чуть остудить баньку. «Уфф, хорошо то как... Нда. Девка что надо. Здорово то как!» Вдруг вспомнил про Силантия. «Нда. Хоронят уж наверное?... Нехорошо как то. А я тут...» Печальные мысли вновь вернули меня с небес. Зашёл. Анна, сполоснув волосы кислой водичкой, быстро оделась сама и, одев мальчика, спросила: – Мы пойдём?
– Идите, идите, я тут ещё немного. Посижу.

– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – –
к следующей главе –

Завершив экзекуцию и, по ходу оной, установив очередность привлекательности девок, Александр Павлович наказал ключнице, чтобы в вечеру послали Таньку в опочивальню взбивать барскую перину. Танька вошла, когда Александр Павлович уже переоделся в новомодную ночную рубаху и курил последнюю трубку. Расторопная девка принялась взбивать перину на постели, столь широкой, что на ней могли бы улечься пятеро гвардейцев Семеновского полка. Когда Танька сильно наклонилась вперед, чтобы добраться до противоположного края постели, Александр Павлович подошел к ней сзади и закинул на голову девки сарафан и рубашку. Танька замерла в этой растопыренной позе, с головой и руками утонувшими в задранном сарафане. Это предоставляло барину возможность обозревать ее телеса от пяток до самых плеч.

Будучи большим эстетом, барин не спеша любовался удивительно тонкой талией дворовой девки. Смею Вас заверить, что подобной талии не способны добиться дворянские барышни с помощью корсетов и новомодных покроев платья. Потом Александр Павлович положил руку на белый раздвоенный зад, который заставил его вспомнить стихи в забытой давно книге:

… холмы прохладной пены.

У Таньки зад был как холмы – мягкие, но упругие, с такой прохладной кожей.

И действительно, у Таньки были холмы – мягкие, но упругие, с такой прохладной кожей. Оставалось поближе осмотреть девкины титьки.

Догадливая Танька по первому движению барской руки разогнулась, повернулась и, придерживая немудрящую одежду у горла, предоставила барину изучать свой фасад. А с фасада Танька была куда как хороша! Та же тонкая талия, налитые груди, плоский живот. И привлекательный треугольник волос между предупредительно раздвинутых ляжек. Девку никто не учил, как привлекать мужчину своим телом, она действовала инстинктивно.

Танька отлично понимала, что ей привалило необычайное счастье – сейчас ее барин «спортит» или, говоря литературным языком, сделает из девки бабой. О такой удаче дворовая девка могла только мечтать. Вместо шитья и вязания день-деньской ласка барина, независимость от злой ключницы и, даже, рождение барского дитяти. А его, помоги Богородица, возможно барин признает вольным и своим наследником. Таких случаев было множество в российской истории. Поэт Жуковский, писатель Сологуб, живописец Кипренский, «властитель дум» Герцен были зачаты крепостными Таньками на барской постели. Я уже не говорю об актерке Жемчуговой, крепостной наложнице Шереметьева, сын которой стал законным наследником этого графского рода.

Много лет спустя, российский пиит вздыхал о том, что «… здесь девы юные цветут для прихоти развратного злодея», что не мешало ему увлеченно «портить» крепостных девок. Но наша Танька хорошо знала, с какой стороны ее хлеб намазан медом. По этой причине, она всеми силами старалась угодить Александру Павловичу. Знала, что если не угодит, то не в девичью вернут, а отправят на дальний хутор и выдадут замуж за самого лядящего мужичонку!

Когда Александр Павлович легонько толкнул ее, Танька повалилась на постель. Краской смущения залилась лишь после того, как барская рука проникла во влажную ложбинку между ног. Даже лишившись под барином девственности, Танька не посмела кричать, а только слегка повизгивала. Чем доставила Александру Павловичу особое удовольствие. Как я уже отмечал, он был эстетом.

На утро было указано, чтобы дворовая девка Танька вечерами приходила в натуральном виде взбивать барскую перину. И каждый вечер она заголялась в девичьей и нагишом гордо шла на барскую половину, покачивая задницей. Шла мимо пересчитывающего столовое серебро дворецкого, мимо парадных портретов Иртеньевых, соратников Петра Великого.

Из своего положения Танька извлекла и другие выгоды – упросила, умаслила своего повелителя и он указал выделить ее отцу лес на новую избу. И это в малолесной тамбовщине! Кроме того, староста выделил кузнецу месячину хлеба – по мешку на едока в месяц (!). Скажите, как в крестьянской семье должны отнестись к приходу падшей дочери? Вы не правы, господа. Отец величал ее Татьяной Герасимовной и усадил за стол рядом с собой – в передний угол под иконами.

Так Танька стала первой, но не единственной наложницей Александра Павловича Иртеньева.

В ту пору, когда Александр Павлович только начал осваивать свою девичью, он прославился тем, что похитил дочь соседа однодворца. Папенька Наташи выслужил личное дворянство, будучи приказной строкой. На немногие сбережения он дал дочери кое-какое образование и зажил с ней на хуторе. Постоянно помня о своем происхождении из чиновников низших классов табели о рангах, Наташа и ее отец ревностно относились к своему дворянству. Потому то Наташа предпочитала, чтобы ее называли Натали.

Бедность была чрезвычайная, Натали имело только одно приличное платье и комплект исподнего белья. В них она посещала церковь, но и в праздничном одеянии выглядела скорее бедной мещанкой, чем дворянкой.

В тот несчастный день Натали с отцом возвращалась на хутор из церкви. Пути им было всего то три версты. Но, на их беду, вскоре из той же церкви на своей коляске отбыл и Александр Павлович. По обыкновению, он пребывал в меланхолии, что обещало особо жестокую порку любому провинившемуся. С Прошкой и Миняем на козлах барин ехал в сопровождении конного доезжачего Пахома. От скуки он обратил внимание на идущих по дороге отца с дочерью и поинтересовался у Прошки:

– Кто такие?

Прошка, который знал несколько французских слов, а потому презирал всех мужиков и мещан, пожал плечами и ответил:

– Так, мелкота нищая. Совсем не серьезный народ.

Александру Павловичу достаточно было только кивнуть Пахому, чтобы тот подхватил Натали и перекинул ее животом через свое седло. Когда Натали начала звать на помощь, Пахом пару раз крепко шлепнул ее по попе. Девушка захлебнулась и замолчала. Отец ошалело смотрел на всадника, что умчал его дочь и на коляску знатного соседа.

Бывший чиновник кинулся к своим служилым собратьям, писал прошения приставу, в суд, городничему. Ничего не помогало. В скором времени безутешный отец исчез… Его хутор перешел к чиновнику, который закрыл дело «О девице Наталье, сбежавшей с неизвестным женихом». По случайному совпадению, после этого полицмейстер и городской судья получили от Александра Павловича барашка в бумажке на построение новых вицмундиров.

А сама Натали была доставлена на помещичий двор Александра Павловича и передана в надежные руки Марьи и Дарьи.

Эти две крестьянки попали в дворню не совсем обычным способом. Как-то к барину обратился староста с просьбой высечь двух непутевых баб. Оказалось, что Марья и Дарья крепко побили своих пьющих мужей. С крестьянской точки зрения все должно быть с точностью до наоборот. Сход приговорил высечь виноватых прилюдно, но бабы настаивали, что перед соседями им стыдно заголяться и слезно просили, чтобы их высекли в поместье из собственных барских рук. Крестьянские судьи и экзекуторы опасались, что не смогут заголить этих амазонок. Учитывая силу Марьи и Дарьи, эти опасения были далеко не напрасны.

Пришедшие на расправу крестьянки вместе вошли в предбанник. Вместе заголились и ждали порки. Александр Павлович, который на этот раз был без экзекутора, осмотрел тела крестьянок и убедился, что они выдержат любую порку.

Потом сказал им поучение на тему: «жена, да убоится мужа своего». Бабы молча выслушали, но остались при своем мнении, что таких некудышных мужей надо бить. Потом попросили, чтобы их не привязывали к скамье – они, де, будут и так лежать под розгами достойно.

Барин поверил им и, действительно, Марья и Дарья не дергались и не пытались вскочить. Александр Павлович разрисовал их зады розгой в один соленый прут, что считалось весьма суровой поркой. Потом задумался, а поротые Дарья и Марья стояли голыми у стенки, предоставив барину обозревать свои стати.

Вот, например, госпожа Позднякова, петербургская помещица организовала у себя в поместье что-то вроде пансионата благородных девиц. Она забирала с дюжину красивых и стройных крестьянских девочек в свою усадьбу, где педагоги учили их грамоте, манерам, танцам и всему, что положено знать благородной девице. Только вот будущее у этих девиц было не совсем благородным, как и помыслы мадам Поздняковой: лет в пятнадцать она продавала девочек. Разумных - в приличные дома горничными, а красивых - приличным господам для удовольствия. Говорят, неплохо зарабатывала помещица.

Что же касается помещиков, многие очевидцы сообщают, что гарем из дворовых девок был определенным показателем статусности барина, как хорошая псарня. Вот к примеру, рязанский помещик Гагарин как раз любил псовую охоту и молодых крестьянок. В отдельном помещении держал до десяти девушек и двух цыганок, учивших этих самых девушек песням и пляскам: видимо, Гагарин любил еще и художественную самодеятельность. Мне одному думается, что дворовых девок про их предпочтения в любви и музыке никто не спрашивал?

Бывали, конечно, случаи, привлекающие внимание общественности и следственных органов. К примеру, достаточно известный генерал Лев Дмитриевич Измайлов не просто завел себе гарем из тридцати девушек, но и вполне охотно делился ими со своими высокопоставленными гостями. Девушек, чтобы не сбежали, держали под замком, лишь изредка выводя их на прогулку. Такой, знаете ли, падишах средней полосы.

Но еще более диким выглядело то, что пьяные гости Измайлова, не найдя в его гареме того, что бы им хотелось, вламывались в крестьянские избы и запросто забирали себе девушек и замужних женщин. Мужики в одной измайловской деревеньке имели дерзость отказать незванным гостям и поголовно были высечены.

Измайлову предъявили обвинения не только по делу о девушках, но и по делу о жестоком обращении с крепостными. И что, вы думаете, ему было? - да ничего: имение взяли под опеку, а Измайлов остался в нем жить.

Безнаказанность помещиков порождала произвол. Еще одно громкое дело было связано с именем помещика Страшинского. Этот удалец не оставил целомудренной ни одну из своих крепостных крестьянок. Некоторые случаи были настолько вопиющими, что сегодня за них дали бы пожизненное. Но наказали Страшинского не за это, а за то, что он дал лжесвидетельство о молодой крестьянке, сбежавшей от соседского помещика, которую он приютил у себя в спальне. А по остальным делам его "оставили в подозрении". Было постановлено отнять у Страшинского его имения, но не все они были записаны на него, так что без своего угла барин не остался.

Публичная бета включена

Выбрать цвет текста

Выбрать цвет фона

100% Выбрать размер отступов

100% Выбрать размер шрифта

Все последующие дни в имении Кирсановых только и разговору было, что о будущем замужестве Вари. Николай Петрович и Агафья Семёновна, как люди рассудительные, решили не останавливаться только лишь на рассмотрении кандидатуры в мужья дочери соседского помещика Ивана Снегирёва, но поразмыслить и над другими возможными вариантами, коих, надо сказать, было не так уж и много. Не подходил же на роль супруга Вареньки князь Пётр Елизарович Калачёв – вдовец и древний старик. Не спасало положение и то, что он был сказочно богат. Во время редких визитов к Кирсановым князь постоянно забывал, где он находится, к тому же, был глух на ухо, поэтому без конца переспрашивал собеседников. Следующий кандидат тоже не нравился Кирсановым. Это был граф Неволин – человек, как казалось, нечистый на руку. Поговаривали, что он – заядлый игрок в карты и частый посетитель трактиров. Так что эту кандидатуру отринули сразу же. Ещё одна партия также не состоялась. Близкая подруга Агафьи Семёновны – такая же барыня, как и она, сватала Варваре своего юного сына. Но дело встало за тем, что сам молодой человек был ещё зелен и не проявлял интереса к невесте, а инициатива женить его исходила единственно от заботливой матушки. На том недлинный список претендентов на руку Вари заканчивался. Оставался лишь Иван Иванович Снегирёв. Ему было отдано предпочтение, так как он – человек хозяйственный, не слишком стар, но уже имеет достаточный жизненный опыт, довольно богат. Важным критерием при выборе будущего мужа послужило и то, что поместья Кирсановых и Снегирёва находились по–соседству. Ведь Варваре не хотелось далеко уезжать от дома, а так она могла бы видеться с родными хоть каждый день. Агафья Семёновна больше всех настаивала на браке дочери с соседом. В уезде ей все знакомые наперебой говорили о том, что союз Вареньки с Иваном Ивановичем будет выгодной партией. Варвара не будет знать бед и хлопот и, по мнению благоразумной матушки, будет за ним, как за каменной стеной, а значит, и счастлива. После долгих колебаний и сомнений было решено дать согласие Снегирёву на скорую свадьбу с Варварой. * * * Владимир поспешил в поместье Снегирёва, решив познакомиться с будущим мужем сестры поближе. Он совсем не знал Ивана Ивановича, так как сам долгое время не был в Кирсанове, да и Снегирёв не так давно осел в этих краях. Владимир задумал этот визит неспроста. Главной его целью было, кроме всего прочего, хоть краем глаза увидеть Алису, хотя это обстоятельство он безуспешно скрывал даже от себя самого… Кирсанов быстро добрался до соседней усадьбы: благо, она располагалась поблизости. Наизусть он помнил эти места, так как всё детство бегал в этот двор – пошалить с соседской ребятнёй, а главное – повидать белокурую крепостную девочку с красивым именем Алиса. Вот и барский дом. Он был примерно таким же, что и дом Кирсановых, только чуть побольше – то же архитектурное решение, те же два этажа с высокими окнами. Такая же небольшая веранда, украшенная лепниной, что и у них. Вокруг усадьбы был разбит небольшой садик с яблонями, вишнями и грушами, которые в эту зимнюю пору стояли совершенно голыми, и ветви их клонились под тяжестью снега. Дверь ему открыл сам хозяин дома в длинном полосатом халате, перевязанном на талии поясом с золотистыми кистями. Несколько мгновений оба молчали, оценивающе глядя друг на друга. Владимир отметил, что Снегирев был мужчиной средних лет, высокий и плотный. Круглое лицо его с крупным носом обрамляли жирные волосы неопределённого цвета, разделённые на прямой пробор. Маленькие тёмные глазки смотрели внимательно и изучающе. Снегирёв курил трубку. У него был вид человека, довольного собой, важного и солидного. Иван Иванович также осмотрел гостя. Перед ним стоял красивый уверенный в себе молодой человек, одетый по последней столичной моде, на лице которого ясно читался светлый пытливый ум. - Здравствуйте, милостивый государь, - с поклоном протянул Снегирёв. – Рад вам, Владимир Николаевич. Ну что же вы стоите в сенях? Проходите - будем чай пить. Владимир проследовал в гостиную, где крепостная горничная собирала на стол. Он осмотрелся: большая просторная комната была обставлена довольно богато, но присутствия вкуса Кирсанов в интерьере не заметил. Аляповатые картины с натюрмортами и деревенскими пейзажами тут и там висели на стенах с цветастыми обоями; на диванах и креслах беспорядочно пестрели подушки разных форм, расцветок и размеров; во главе стола красовался огромный самовар с начищенным до блеска медным брюхом. Владимир бывал в имении Снегирёвых раньше, когда здесь властвовала покойная Маргарита Николаевна, мать Ивана Ивановича. В ту пору всё здесь было по-иному: чувствовались в убранстве дома тяга к роскоши, безупречный вкус хозяйки, бывшей петербургской статс-дамы. Теперь же всё буквально изменилось в обстановке, и, как Владимиру показалось, не в лучшую сторону. - Откушайте моего варенья, любезный Владимир Николаевич, - нараспев проговорил Снегирёв, когда Владимир устроился за столом в одном из просторных кресел. - В этом году такая знатная малина уродилась! Уж собирали-собирали… Тут Иван Иванович обратил внимание на перстень старинной работы, который красовался на безымянном пальце левой руки Владимира. - Какая прелестная вещица, - не удержался он от восклицания, разглядывая грани крупного изумруда. - Благодарю. Это фамильная ценность, - сказал Кирсанов довольно сухо. Ему с первого взгляда отчего-то не понравился Снегирёв, но так как решение отдать за него Варю было принято, Владимиру ничего не оставалось, как его озвучить. - А я ведь к вам по делу. - Неужели Варенькин ответ мне пришли сообщить? - прищурился сосед. - Вы догадались, Иван Иванович. Отец с матерью долго думали и решили выдать Варю за вас. Она согласна стать вашей женой. - Какое счастье! – пропел Снегирев. - Теперь мы с вами в скором будущем породнимся. Дайте-ка я вас обниму, дорогой! - он обнял Владимира и расцеловал в щеки. Кирсанову почему-то сделалось противно, ведь Снегирёв показался ему каким-то фальшивым. В его манере держаться было что-то заискивающее. - Владимир! Вы не против, если я вас буду называть так? Кирсанов нехотя кивнул. - Варенька сразу после свадебки ко мне переедет, а поместьишко моё ремонта требует капитального. Что если бы вы по-родственному пособили мне поправить крышу да пристройку приставить? Хлев вот прохудился совсем – тоже нужно подлатать… Кирсанов нахмурился. Этот человек начал раздражать его. - Давайте так, - продолжал практичный сосед, - отправляйте ко мне ваших крепостных. Пускай уже сейчас ремонтом займутся, чтобы, когда Варя переехала ко мне, всё у нас уже готово было. Хорошо, родственничек? – Снегирёв отвратительно подмигнул будущему шурину. Тут Владимиру стало вовсе невыносимо говорить с этим человеком, у которого на уме была одна лишь практическая выгода. Но он всё же сдержался. - Мы ещё подумаем над этим вопросом, - сухо ответил он. – Я этого не решаю – у матери с отцом спросите. - А с приданым что? - Это тоже не ко мне, - прямо-таки оборвал его молодой князь. - Ну хорошо, - поспешил переменить тему Иван Иванович. - А что это мы все чай да чай? Давайте лучше по такому поводу моей сливовой наливочки хряпнем? Алиса! – закричал он неожиданно властным тоном. - Где тебя черти носят, растяпа?! – и тут же виновато улыбнулся Владимиру. - Такая девица неловкая, всё у неё из рук валится. А всё мать-покойница виновата – развела приживалок! … Алиса… Владимир, как только услышал это имя, едва не подавился чаем. Тут в комнату с подносом в руках вошла Алиса, не смея поднять глаз на господ. В простом грубом платье и белом переднике она всё равно была прекрасна как ангел. Её светлые волнистые волосы, заплетённые в тугие косы, были собраны на затылке. На висках красиво вились локоны, которые выбились из причёски. Она принялась расставлять на столе графин с наливкой, два гранёных стакана и тарелки с закуской. Владимир едва не задохнулся от подступивших чувств, но продолжал сохранять спокойствие. Вдруг Алиса узнала его, покраснела от смущения, её руки начали дрожать. - Ты чего это, девка, не с той ноги встала?! День только задался, а у тебя уже руки трясутся! – грозно прикрикнул на неё Иван Иванович. - Беда мне с этими крепостными! Распустила их матушка, царствие ей небесное! Вот эта, например, как у бога за пазухой, при ней жила! Госпожой себя возомнила, бесстыдница! Алиса стала наливать наливку в бокал Кирсанова, и тут их глаза встретились. Она ахнула и опрокинула полный стакан. Красная жидкость выплеснулась прямо на сюртук Владимира. - Ах ты негодница! – вскипел Снегирёв, грубо схватив её за тонкое запястье. - Ничего, ничего, - сказал князь Кирсанов, снимая сюртук и повесив его на спинку кресла. Алиса взяла сюртук и неловко принялась тереть руками пятно. - Ах ты курица! Порки, что ли, захотела?! – заревел Снегирёв, совершенно позабыв в своей злобе про гостя. - Яшка! Иди сюда, олух! Наш знакомый Яшка Федотов как штык вытянулся перед грозным барином. - Ну-ка веди её во двор, да всыпь ей горяченьких по первое число! – Снегирёв указал на Алису, которая побледнела и едва стояла на ногах от страха. - Да вы что, сударь?! - изумился Владимир, начиная закипать. - Пороть за такой мелкий проступок?! Да уймитесь! - Почему же не пороть? Кнут порой полезен! – лютовал Снегирёв. - Хорошенькое дело – гостей вином пачкать! Десять плёток ей, дуре неуклюжей, чтоб впредь внимательней была! Слышал, Яков?! Экзекуция началась тут же – прямо при госте. Снегирёва ничуть не смущало присутствие Владимира при порке крепостной. Яшке ничего не оставалось, кроме как вести Алису на двор, но внутри у него всё бушевало от ненависти к самодуру. Снегирёв тоже вышел на двор, чтобы насладиться тем, как Яшка будет сечь бедную девушку. Владимир поспешил за ними. По приказу Яшка взял кнут, но бить Алису не желал. - Нет, - сказал он твёрдо. – Лучше меня секите, только не её! - Ишь, герой выискался, - зло засмеялся Снегирёв. – Эй, Прохор, Семён! Уведите этого юродивого прочь да заприте в амбаре. Я с ним позже разберусь – велю выдрать за ослушание. Подошли два здоровенных мужичины и увели вырывающегося Яшку прочь, который забыв о себе, хотел во что бы то ни стало защитить Алису. Владимир смотрел на всё это с содроганием. Ему было невыносимо терпеть более этот спектакль. Он просто не мог допустить, чтобы Алису, его любимую, милую и самую лучшую на свете, бил и унижал какой-то грубый деревенский мужлан. А Снегирёв, обезумев от ярости, сам взялся за дело. Он схватил прут и уже поднял его над дрожащей Алисой… Тут терпению Владимира настал предел. Он выхватил прут из рук мерзавца. - Ах ты ничтожество! – закричал Владимир Снегирёву, белея от гнева. – Не смей её трогать! Не то сам отведаешь моих кулаков! - Что-о-о????? – прошипел немало удивлённый Снегирёв, страшно вылупив воловьи очи на Владимира. - Хочу и буду бить! Хоть до смерти её забью, как скотину. Она – моя собственность! И ты, щенок, мне не в указ! Владимир едва сдерживался от того, чтобы схватить подлеца за грудки, но понимал, что это не поступок взрослого мужчины. Поэтому сказал следующее: - Послушайте, продайте девицу мне. Снегирёв прищурился. Что-то здесь не так – подумалось ему. - Да к чему она вам? – искренне изумился он. - Эта бестолковая ничего не умеет делать по дому. Начнет посуду мыть, так перебьёт половину тарелок. Даже на стол подать по-человечески не может. Одни убытки от неё. Даром, что смазлива. Тут он внимательно посмотрел на Владимира, затем – на Алису, и вдруг Ивана Ивановича осенило. Он смекнул, что молодой Кирсанов относится к этой крепостной по-особенному, и намётанным глазом уловил, что Владимир не на шутку запал на эту красивую девчонку. - Хи-хи-хи, да вы, оказывается, проказник, Владимир Николаевич, - Снегирёв шутя погрозил ему пухлым пальцем. - Понимаю вас, был бы я помоложе, так тоже не упустил бы такой милашки! - Замолчи, мразь! – процедил Кирсанов сквозь зубы. - Да не кипятись ты, сопляк! Скоро родственниками будем, ни к чему нам лишние споры. Будь по-твоему – продам я тебе эту куклу. Снегирев понял, что Владимир готов выложить за Алису любые деньги, и поэтому назначил за неё непомерно высокую цену. Владимир достал из кармана сюртука пачку ассигнаций и, поморщившись, протянул их Снегирёву. Тот жадно кинулся считать их. Пересчитав деньги, он поднял на Владимира вопросительный взгляд. - Этого мало. Я вижу, для вас, господин Кирсанов, эта девка стоит вдвое дороже! Если бы вы перстенёк свой чудный к цене добавили… Вот только всё не возьму в толк, чего она вам так далась?! Полюбовницей её, небось, сделать решили?! - Да как ты смеешь, свинья! Вот, возьми и подавись! – с этими словами Владимир снял с пальца дорогой перстень с крупным изумрудом, который стоил баснословных денег и за который можно было купить чуть ли не пол деревни крепостных душ, и бросил Снегирёву. - Забирай девчонку, - обрадовался злодей, тут же надев перстень на пухлый палец. Уже уходя, Кирсанов бросил: - Да, вот еще что: не видать тебе Варвары, как собственных ушей! Судя по тому, как ты обращаешься с дворовыми, представляю, какая «сладкая» жизнь ожидает с тобой мою сестру! - Но позвольте! Вправе ли вы решать, чему быть, а чему – нет? В конце концов, последнее слово за вашим батюшкой. - Прощайте! - Да погоди горячиться, юнец! Давай-ка лучше договоримся: вы не станете препятствовать моему браку с Варварой Николаевной, а я, в свою очередь, буду держать язык за зубами. Тогда ваши добропочтенные родители не узнают о том, что их ненаглядный сыночек путается с дворовыми девками. - Честь имею! – проговорил Владимир. – Пойдём, - бросил он заплаканной и потрясённой до глубины души Алисе. Она медленно побрела за ним. * * * На пути к поместью Кирсановых, оба, и Владимир, и Алиса, поначалу молчали. Владимиру было неловко от того, что он невольно выказал своё истинное отношение к Алисе. Он корил себя за то, что не смог сдержать своих чувств, и его любовь, которую он так тщательно скрывал, вихрем вырвалась наружу. Он чувствовал, что Алиса поняла это. Ведь даже слепому было ясно, что так трепетно защищать безразличную ему девушку, забыв обо всём на свете, молодой князь не мог. Алиса, которая уже несколько пришла в себя после случившегося, смотрела на Владимира, как на героя, своего спасителя. Его поступок она расценивала, как верх благородства. Он отдал за неё непомерно большие деньги, за которые можно было бы купить целую деревню таких крепостных, как она… Он в пух и прах рассорился со Снегирёвым, а ведь тот едва не стал его родственником... Но самое главное - Алиса вновь почувствовала, что дорога ему, что он по-прежнему сгорает от любви и страсти к ней. Это она прочитала в его глазах, словах, во всём поведении Владимира в доме Снегирёва… Но зачем, зачем же тогда там, у реки, он был так жесток?... - Владимир, я так благодарна тебе…, - тут она поправилась, - вам…. Кирсанов вновь надел маску холодности и безразличия. - Не стоит, - оборвал он её несколько грубо, - только смотри не подумай, что я защитил тебя из любви. Это вовсе не так. Мне стало жаль тебя чисто по-человечески. Не мог же я допустить, чтобы этот изверг бил тебя, словно собаку. Алису больно укололи его последние слова, произнесённые таким высокомерным тоном. Но она поняла, в чём дело. Да, Владимир по-прежнему любит её… И любит как бы не сильней, чем до разлуки! Всё в нём говорило об этом… - А Яшка? Разве и за него вы стали бы так горячо заступаться? Разве и за него бы отдали даже фамильный перстень? – Алиса лукаво посмотрела в глаза своего нового барина. В её тихом, но твёрдом голосе звучал вызов. Владимир растерялся. Он не мог признать, что поступок его был обусловлен не столько благородными качествами души, сколько любовью, хотя это было очевидно. - Яшка? А что? Выкуплю и Яшку! Действительно, чем он хуже тебя?! Завтра же пойду и выкуплю! Алиса понимала, что Яшка, ослушавшись самодура-барина, попал в его немилость, чем навлёк на себя беду. - Ах, это было бы просто прекрасно! – обрадованно вскричала она, на миг позабыв о своих разногласиях с Кирсановым. – Владимир, ты так добр… - Она едва не кинулась ему на шею. - Для тебя – Владимир Николаевич, - Кирсанов заставил её вмиг спуститься на землю. Алиса обиженно опустила глаза, но смолчала. Оставшуюся дорогу до дома они не проронили ни слова. * * * Дома Владимира ожидали родители и сестра. Они сидели в гостиной, молчаливые и взволнованные. Агафья Семёновна куталась в новую шаль, которую привёз её Володенька из Петербурга, и то и дело поглядывала в окно. Николай Петрович делал вид, что увлечён книгою, но на самом деле все его мысли были только о судьбе Вари. Сама же Варвара казалась немного бледной, только щёки её пылали румянцем, выдавая смятение чувств. Наконец появился Владимир. За ним скромно следовала Алиса. - Заходи, - бросил Владимир Алисе нарочито бесцеремонно. Николай Петрович и Агафья Семёновна смотрели на сына вопросительно. Они помнили, что именно в эту хрупкую соседскую крепостную девушку был влюблён до беспамятства их сын до отъезда в Петербург. Варя тоже была озадачена. Глаза её округлились. - Что это, mon cher? Зачем ты привёл крепостную Ивана Ивановича к нам? – не сдержалась Агафья Семёновна. В её любящих глазах читались непонимание и затаённый страх. - Теперь она будет прислугой в нашем доме, - объявил Владимир родителям и сестре, указывая на Алису, которая робко мялась в дверях, скромно потупясь. – Я выкупил её у Снегирёва. Да, кстати сказать, полагаю, Варе не стоит идти за этого отвратительного человека. Алиса всё это время пряталась за спиной Владимира. - Подожди в коридоре, - повелительно сказал он ей. Послушно кивнув, девушка вышла. Тут Владимир поведал всю историю со Снегирёвым своим родным, умолчав, однако, о некоторых подробностях и своих эмоциях. Не сказал он и о том, что отдал Снегирёву необычайной ценности фамильный перстень. - Вот так сюрприз, - изумился старший Кирсанов, когда Владимир кончил говорить. – А мы-то думали доверить этому человеку судьбу нашей дочери… Ты прав, сын, Варвара хлебнула бы с ним горя. Снегирёв представлялся нам милейшим человеком, а оказался корыстным, да ещё самодуром… - Ну что ж, Варенька, значит, не судьба. Не переживай, - сказала княгиня Кирсанова, обращаясь к дочери, на которую рассказ Владимира произвёл сильное впечатление. - А я, матушка, признаться, совсем не жалею о таком повороте событий. Да и вообще, - объявила она, - не хочу я замуж ещё. - на лице молодой девушки читалась детская радость. Николай Петрович одобрительно погладил дочь по голове. Говоря откровенно, ему и самому не хотелось для Варвары такой судьбы – сидеть век в глуши, коротая дни за вышиванием да праздными разговорами с соседскими барынями. Варенька, с её одухотворённостью, склонностью к искусству, мечтательностью, вскоре зачахнет в деревне со скучным мужем. Старый князь желал для детей иного. Петербург – вот где настоящая жизнь! Там и балы дают чаще, и опера, и театры, и знакомства можно интересные завести. Не то, что в Кирсанове - балы дают раз в сезон (и то в лучшем случае), кругом одни и те же лица – всё соседние помещики. То Кирсановы отправляются в гости к Мартыновым, то Мартыновы едут с ответным визитом к Кирсановым. Скукота… Поэтому, в отличие от супруги, которая и мыслить не желала о том, чтобы Варенька и Володя надолго покидали отчий дом, оберегала их, всячески лелеяла и защищала от суровой правды жизни, Николай Петрович хотел, чтобы дети перебирались в Петербург, и видел их будущее именно там. - Не стоит и расстраиваться из-за этого Снегирёва. Что ни делается – всё к лучшему, – сказал отец семейства. - А я всё голову ломаю с этой новенькой крепостной, которую нынче выкупил Володя, - задумчиво произнесла Агафья Семёновна, имея в виду Алису. - Куда же мне её определить? Помню, эта девушка с самого детства была на особом попечении у покойной Маргариты Николаевны, царствие ей Небесное. На кухне ей не потянуть, в поле тоже толку от неё не будет… - Батюшка, матушка, Володя, - обратилась вдруг к родным Варвара. Глаза её сияли. - Можно Алиса станет моей служанкой? Она могла бы помогать мне выбирать платья для вечера, убираться в комнате, подбирать причёску, украшения. Скучно мне с Анисьей и Татьяной, которые и читать-то не умеют – поговорить с ними совершенно не о чем. Да и со старой гувернанткой, мадам Жульен, которая, хоть и очень дорога мне, но порой совсем меня не понимает. А Алиса – образованная, хоть и крепостная. Мне было бы с ней веселее. - Как хочешь, дорогая. Действительно, это недурная мысль, - согласилась княгиня. - Тогда я пойду покажу ей её новые обязанности, всё объясню и введу в курс дела. Прошу меня извинить. Агафья Семёновна поднялась, шурша платьем, и вышла в коридор, где всё ещё робко стояла Алиса, теребя накрахмаленный передник. - Варенька, иди-ка и ты в свою комнату, - сказал Николай Петрович. Во взгляде его читалась какая-то настороженность. Владимир сразу это заметил и понял, что отец желает говорить с ним наедине, и беседа эта скорее всего коснётся Алисы… И его опасения подтвердились. Как только Варвара легко проследовала, ступая мягкими тапочками по паркету, вверх по лестнице в свою спальню, Николай Петрович жестом дал сыну понять, чтобы он оставался на месте и никуда не уходил – будет серьёзный разговор. Владимир к своему удивлению осознал, что порядком волнуется. Нужно собрать свои мысли и ни в коем случае не дать отцу возможности понять, что же на самом деле он чувствует. Нет, он уже не тот наивный юнец, что был раньше, и никому не покажет своей слабости. А уж тем более отцу… Владимир почувствовал, что жар бросился ему в лицо. Неужели он боится? Ведь это же его батюшка – тот, который всегда разделял его интересы, потакал всем его мальчишеским играм и забавам, тот, кого он любил, и кому пытался подражать. Эх, сколько таких же часов за беседой с Николаем Петровичем прошло в этой уютной старой гостиной! Сколько смеха и весёлых разговоров помнили эти обтянутые золотистыми обоями с зелёным рисунком, стены, эти напольные часы с тяжёлыми гирями, мраморный бюст Цезаря на каминной полке…Как любил он с отцом поиграть в шахматы в длинные зимние вечера. Всё здесь совершенно не изменилось, будто время замерло, и не было этих лет разлуки. Николай Петрович удобно устроился в своём любимом кресле, обтянутом тёмно-зелёным бархатом, как всегда, в своём неизменном домашнем халате. Такой же моложавый, подтянутый, как и прежде, хотя на висках, как заметил Владимир, уже серебрилась седина. Владимир про себя усмехнулся – а ведь отец-таки избавился от своего старомодного екатерининского парика! А как он его любил! Пудрил мукой и завивал, снимал разве что на ночь и хранил на специальной подставке. Думал, век не расстанется с ним! Но нет – тяга к прогрессивному в князе Кирсанове победила старую привычку, чему Владимир весьма порадовался. - Вот что я тебе скажу, сын, - начал Николай Петрович каким-то чужим голосом. Владимир почувствовал, что князь предельно собран и сейчас подбирает каждое слово, и что разговор этот для него сложный, но необходимый. - Теперь, когда спасённая тобой крепостная живет у нас, тебе нужно держать себя в руках. Я ведь помню, как ты относился к ней раньше, до отъезда. - О чем вы, папа"? – молодой барчук сделал вид, что не понимает, о чём идёт речь и пытался всем своим видом выказать безразличие к происходящему. - Твой побег с этой крестьянкой до сих пор стоит у меня перед глазами. Князь вспомнил то туманное раннее утро, когда беглецы были пойманы на старой разбитой дороге, что вела через лес. Ему не забыть, как отчаянно горели тогда глаза Владимира, его горячих речей, металла в голосе… И позже, собираясь в Петербург, сын весь день не проронил ни слова. Даже не поцеловал мать на прощание, а лишь немой укор читался в его взгляде… Именно этого ледяного взгляда князь боялся все годы учёбы Владимира; он до самого приезда сына волновался, что потерял его навсегда. Но вот Владимир вернулся совершенно другим, будто ничего и не произошло… - И что же? Вы думаете, я всё ещё настолько глуп, что вновь сбегу с этой безродной девчонкой из дома в дрянном экипаже безо всяких средств к существованию? - Владимир хмыкнул. - Нет, отец, то было давно. Сейчас я уже не тот. - Да, я вижу, столичная жизнь тебя изменила. – Николай Петрович внимательно посмотрел на возмужавшего Владимира и нашёл, что тот действительно переменился: набрался модных слов, стал бегло говорить по-французски, носил современную причёску и платье. Одним словом, приобрёл лоск истинного петербуржца. Но смущало князя то, что, как ему показалось, его мальчик сделался весьма надменным и даже насмешливым. - Да, отец, вы правы. Среди того чудесного цветника из роз, что окружали меня в столице, Алису можно сравнить разве что с полевой ромашкой. - Ну уж не скажи, сын. Эта девушка действительно очень хороша собой. Да и манеры у неё недурны. - Для нашей глубинки – возможно. Но не для Петербурга. Отец, скажу вам совершенно откровенно: я выкупил девчонку у Снегирёва только из жалости. Ничего большего я к ней не чувствую. - Вот и чудно, - Николай Петрович поднялся с кресла. - И не забывай об этом. Я рад, что мы друг друга поняли. Владимир кивнул. Агафья Семёновна кивком головы велела Алисе следовать за ней. Она показала девушке всё поместье и объявила о том, что теперь у Алисы будут новые обязанности: она станет прислугой горячо любимой дочери Агафьи Семёновны, семнадцатилетней Вареньки. Алиса не без удивления рассматривала со вкусом убранные комнаты поместья Кирсановых и нашла их убранство весьма достойным. Она прекрасно представляла, как выглядит господский дом, ведь жила в имении Снегирёва. Но вкус, чувство меры во всём, сочетание богатства и скромности, присущей особам интеллигентным, произвели на Алису приятное впечатление. Алиса уяснила, что господские покои располагались на втором этаже, куда вела деревянная лестница, перила которой украшали крупные отполированные шары. Самая просторная из них принадлежала князю с княгиней. Далее шли комнаты поменьше – спальни Владимира и Вареньки, которые соединялись общим балконом. На первом этаже особняка устроились гостиная, кухня и помещения для прислуги. Надо отметить, что в доме сразу чувствовалась женская рука, ведь домашними делами управляла Агафья Семёновна. Княгиня никогда не отличалась жёсткостью; к слугам относилась с пониманием, хотя за провинность могла хорошенько отругать, но тотчас же пожалеть о словах, сказанных сгоряча. Княгиня Кирсанова показала Алисе её новую комнатку, где она теперь будет жить – не самую маленькую, но и не большую – в точности такую же, как и у других крепостных Кирсановых, в обязанности которых входило прислуживание господам по дому. В слугах значилось человек семь: две кухарки, прачка, две девицы (одна при барыне, другая – при Варваре), печник и конюх. Последний был стар и уже плохо справлялся со своей работой. Также у Варвары была старая гувернантка – парижанка, которая воспитывала с самого детства молодую княжну и учила французской речи. - Вот, милочка, тут ты теперь и будешь жить, - сказала Агафья Семёновна Алисе. - Спасибо огромное, я вам очень благодарна, - сказала девушка, кланяясь. И вправду, комната была вполне неплоха. Чисто, светло и в общем весьма уютно: около небольшого окна, выходящего на двор, стояла деревянная кровать, опрятно застеленная; старый, но крепкий шкаф мог вместить весь немудрёный гардероб служанки. Грубоватый, но в тоже время прочный стол укрывала пёстрая скатерть с цветочным орнаментом. Такие же занавески украшали окошко. Два стула со слегка шаткими ножками стояли у стола. Конечно, не богато, но жить можно. И куда лучше, чем в сырой и холодной избе, где приходилось ютиться с бабушкой и жечь лучину, чтобы хоть как-то согреться. Жадный Снегирёв даже дров вдоволь не отпускал своим дворовым – хватало лишь на ползимы… А зимы были суровые… - Располагайся, - сказала Агафья Семёновна и уже повернулась, чтобы уйти, но вдруг передумала. – Да, вот ещё что, - она нахмурилась, - это всё было, конечно, давно, но мечтать о моём сыне забудь. И помни своё место. Алиса закусила губу. - Надеюсь, ты меня поняла, красавица. С этими словами Агафья Семёновна удалилась. А горький осадок в душе Алисы остался. * * * В тот же день Владимир поспешил в поместье Снегирёва – выкупать конюха Яшку. Кирсанов понимал, что медлить не стоит, ведь за неповиновение парня ждёт лютая порка, а этого нельзя было допустить. День постепенно угасал; сиреневые сумерки опускались на деревню. Владимир всегда любил этот час – ему нравился стремительный переход короткого зимнего дня к студёной ночи. Вот последний солнечный луч скользнул по снежной глади, на прощание осветив всё вокруг нежно-розовым карамельным светом. И тут же пропал, уступив место густым фиолетовым теням, которые ложились на снег причудливыми узорами. Та же массивная дверь, тот же сад, спящий под слоем снега. Владимир почувствовал, что постепенно закипает – ярость вновь берёт верх над ним. Вспомнив, как этот неуклюжий деревенщина Снегирёв, который не стоил даже волоса Алисы, пытался поднять на неё руку, молодой Кирсанов стиснул зубы, а сжатые кулаки его побелели. Только бы сдержаться, не потерять самообладания… Владимир бесцеремонно ворвался к Снегирёву, едва не сбив с ног его слугу, который собирался доложить о приходе молодого барина, да не успел. Иван Иванович лениво восседал в бархатном кресле, в том же длинном барском халате, допивая чашку чая с малиной и закусывая огромной сахарной плюшкой. На пухлом пальце его левой руки красовался крупный перстень с изумрудом. Снегирёв едва не подавился своей плюшкой и закашлялся так, что лицо его сделалось бордовым, а на глазах выступили крупные слёзы. - Что вам надобно? – наконец откашлявшись, осведомился он, удивлённый столь дерзким визитом Кирсанова. - Я пришёл за конюхом, - сказал Владимир, с трудом подавляя ненависть. – Думаю, этого хватит. – Он протянул Снегирёву увесистую пачку ассигнаций. Иван Иванович тут же смягчился, на его гладко выбритом лице вновь заиграла снисходительная улыбка. - Хм… Конюх? Яшка, что ли? Вы, голубчик, будто у меня всю дворню скупить надумали. Но дело ваше. Почему бы и нет. – Снегирёв прищурился. - Где он? – Владимир явно терял терпение. - Да в конюшне с обеда валяется, - с ухмылкой молвил негодяй, рассматривая свой перстень, - видно, Прохор и Семён хорошо ему наваляли – после порки дурень и не поднимался. Может, сдох уже, как собака? Вы бы, Владимир Николаевич, не поленились бы и сами на конюшни сходили да и глянули - нужен ли вам ещё работник такой? Едва дослушав Снегирёва, Кирсанов бросился во двор. Он отпер тяжёлый засов деревянной конюшни и прямо-таки влетел внутрь. Две гнедой кобылы бесшумно жевали сено. Яшки не было видно… Когда глаза молодого князя привыкли к полумраку, он разобрал, что в темноте что-то шевелится. Яков лежал на полу, покрытом мёрзлой соломой. Через порванную рубаху из грубого сукна проступала алая кровь… - Ну и изверг же этот Снегирёв! Эй ты, парень! - Владимир склонился над Яшкой. - Теперь я твой новый хозяин. Забудь прежнего барина. Ты жив? - Жив, - отозвался бедняга едва слышно. - Идти сможешь? - Смогу. Яшка, охая, поднялся, но едва не упал. Он сильно ослабел после жестоких побоев розгами. - Давай помогу, - предложил свою помощь Владимир. - Спасибо, Владимир Николаевич, но я сам как-нибудь. - Яшка со свойственной ему скромностью отказался от помощи, тем более, что её предлагал человек знатных кровей, что его весьма смущало. Шатаясь, Яков медленно последовал за новым барином. Выходя, они наткнулись на Снегирёва, который не мог отказать себе в удовольствии ещё раз поглумиться над Яшкой и незадачливым молодым барчуком, что зачем-то вздумал скупать его дворовых. На лице Ивана Ивановича застыло насмешливое выражение. - Вы, господин Кирсанов, может, и бабку, что с девицей Алиской жила, заберёте? Зачем мне эта старая?! Что мне с неё? А так я их избу гнилую, что освободится, хоть на дрова разберу – и то польза хозяйству! - И возьму! – даже весело отозвался Владимир. – Крестьянам с вами маета одна. А они – тоже люди! * * * Итак, Алиса стала жить в поместье Кирсановых. Бабушку в тот же день подселили к ней на великую радость обеих. Прасковья Никитична не уставала радоваться новому дому и повторяла, что будет молиться за Владимира Николаевича, что спас её Алису от гнева самодура и дал им тёплый кров. Она не представляла, как бы они пережили эту зиму в прежней избе, которая совсем покосилась от обильных снегопадов да ветхости и едва стояла. А Якова – парня сильного и работящего – устроили конюхом. Отец и матушка Владимира обрадовались такому ценному работнику, ведь Лукич, их конюх, был хоть ещё и крепок, но так стар, что никто уже не мог сказать, сколько ему на самом деле лет. Как только раны Яшки зажили, что произошло довольно быстро, благодаря молодости и отменному здоровью, он приступил к своим обязанностям. Все трое – и Алиса, и Прасковья Никитична, и Яшка - были очень рады такому повороту событий. Наконец-то они вздохнули спокойно. Ведь теперь холодная зима с лютыми морозами, метелями и ветрами им больше не страшна.