В Великую Отечественную войну немцы были нашими врагами. Но ведь встречи происходили не только на поле боя. Нередки были случаи неформального и даже дружеского общения между советскими и немецкими солдатами.

«Товарищи по несчастью»

Пропаганда пыталась создавать образ врага. Наши солдаты понимали, что нацистская Германия хочет захватить их родную землю и кончится это плохо и для них самих, и для их близких. У многих к Гитлеру были личные счеты: у кого-то семья погибла в бомбежку, у кого-то жена или дети умерли с голоду, у кого-то родных уничтожили оккупанты. Казалось бы, в такой ситуации можно было только ненавидеть.

Но уже к середине войны установка «Убей немца, убей гадину» стала отодвигаться на второй план, ведь большинство фашистских солдат были обычными людьми, оставившими дома семьи и возлюбленных. Многие до войны имели мирные профессии. И далеко не все немецкие солдаты отправились на фронт добровольно – за отказ идти сражаться за Третий рейх могли отправить в концлагерь или просто расстрелять.

Немцы, в свою очередь, тоже осознавали, что перед ними не столько враги, сколько «товарищи по несчастью» и виноват в этой ситуации противостояния Гитлер, который первым напал на СССР.

«Иваны» и «Гансы»

Если в Первую мировую войну было много случаев фронтового братания между русскими и немецкими солдатами, то в Великую Отечественную это не приветствовалось и даже запрещалось советским командованием. И все же далеко не всегда немцы и наши стремились убивать друг друга.

Часто штабы неделями держали войска на позициях, вырабатывая стратегию боя, выжидая подходящего момента для наступления. Сидеть без дела в окопах или блиндажах было скучновато, но идти и просто так убивать окопавшихся напротив врагов никому обычно не приходило в голову.

Впоследствии бывшие фронтовики рассказывали, что в такие периоды они порой обменивались с немцами парой фраз (особенно те, кто знали немецкий), делились куревом и консервами и даже играли в футбол, перебрасывая мяч через линию фронта. Некоторые называли представителей вражеской стороны по именам, хотя чаще звучали прозвища – Иван или Ганс.

На войне как на войне

В мае 1944 года в подразделениях 51-й армии, воевавшей в районе Севастополя, распространились слухи о якобы заключенном перемирии между СССР и Германией. Немцы первыми прекратили огонь. Начались братания, которые длились ровно до того момента, пока советским солдатам не пришел приказ идти в атаку. Информация о перемирии оказалась «уткой».

Время от времени пленные немцы попадали в советские госпиталя, где их лечили наравне с советскими военнослужащими. Они носили такую же больничную униформу, как и наши, и отличить их можно было только по немецкой речи.

Бывший немецкий офицер Вольфганг Морель, в январе 1942 года попавший в советский плен и оказавшийся с обмороженными ногами в госпитале во Владимире, вспоминал, что лишь некоторые красноармейцы относились к нему и другим немецким военнопленным враждебно, большинство же делилось махоркой и вело себя вполне дружелюбно. Но все неформальные отношения забывались, когда приходил приказ атаковать.

Можно победить только Россией». И важнейшим инструментом к воплощению в жизнь этого афоризма стала вербовка советских военнопленных.

Задача - ошеломить

Психологические мотивы, толкавшие советских военнопленных на сотрудничество с рейхом, были во многом ясны. Это были как разочаровавшиеся в советской власти, так и не выдерживавшие тягот жизни в концентрационных лагерях. Участь солдат и офицеров Красной Армии, захваченных немцами, зачастую была крайне трагичной. Вопреки всем нормам международного права, касавшимся обращения с военнопленными, они были обречены на голод, лишения и, в конченом итоге, на истребление.

По подсчетам немецкого историка Кристиана Штрайта к февралю 1942 года в германском плену умерло от болезней и голода или было убито около 2 млн красноармейцев. Согласно современным данным через ужасы гитлеровских концлагерей прошло 18 миллионов советских граждан, при этом только в лагерях, размещавшихся на оккупированной советской территории, эсэсовцы уничтожили около 4 миллионов человек. [С-BLOCK]

Отечественные историки не сомневаются, что к подобной ситуации с советскими военнопленными приложили руку функционеры немецкой разведки: ведь она открывала перед ними возможности вербовки фактически неограниченного количества агентуры.

Рассказывая о технологиях вербовочной работы, нацисты открыто заявляли, что отбираемых кандидатов из числа советских военнопленных в первую очередь нужно было запугать, ошеломить, сбить толку. Невыносимые условия содержания, из которых немало военнопленных желало вырваться любой ценой, подготавливали благодатную почву для дальнейшей психологической и идеологической обработки. Конечным результатом должно было стать добровольное согласие на тайное сотрудничество с немецкими властями.

Согласия мало

Как показала уже первая стадия операции «Цеппелин», в которой готовилось покушение на Сталина, одного согласия на сотрудничество с рейхом было недостаточно. Многие из заброшенных в тыл Красной Армии агентов прекращали выходить на связь с разведцентрами, надеясь уклониться от контроля, а некоторые с повинной являлись в органы советской власти.

Усвоив отрицательный опыт, немецкие органы пришли к выводу, что кроме выбивания добровольного согласия нужны другие меры. Требовалось прижать находящегося на вербовке советского военнослужащего к стенке - поставить его в безвыходное положение.

Смысл вербовочной тактики сводился к тому, чтобы принудить будущего агента к нарушению воинского долга: заставить его сообщить ценные сведения о Красной Армии и ее командном составе, что можно было бы интерпретировать как разглашение военной тайны. Другой метод: с помощью провокации опорочить его, превратив в источник информации об антинемецки настроенных солагерниках или же навесить на него ярлык участника карательных операций против партизан и мирного населения.

Подготовка

Опираясь на опыт немецких разведывательных школ, существовавших до нападения на СССР, нацисты развернули целую сеть подобных учреждений и на оккупированных советских территориях. Такие школы в первые месяцы войны возникли в Риге , Борисове, Катыне, позднее - в Харькове , Орле, Курске .

Преподавательский и инструкторский состав школ формировался преимущественно из кадров абвера и СД, считавшихся «знатоками России». Все они свободно владели русским языком и не понаслышке были знакомы с советскими реалиями, так как не один год находились в СССР на разведывательной работе, числясь служащими дипломатических и других официальных представительств Германии .

Особое место в процессе обучения отводилось освоению агентом методов подрывной работы в соответствии с профилем его дальнейшего использования. Будущих диверсантов обучали способам подрыва поездов, в первую очередь, воинских эшелонов с живой силой, боевой техникой и боеприпасами, а также разрушения железнодорожного полотна, мостов, линий высоковольтной передачи и других объектов стратегического значения. [С-BLOCK]

Не обходилось и без обязательной составляющей обучения, включавшей в себя инженерное дело, топографию, тактику, строевую подготовку, парашютизм, а также знания об организации и структуре советских вооруженных сил.

Перед заброской диверсионных групп имевших особо важные задания проходила встреча агентов с высшими чинами германской разведки. Необходимо было убедиться, насколько они надежны и подготовлены к исполнению миссии. Интересные подробности одной из таких встреч приводитначальник внешней разведки службы безопасности рейха Вальтер Шелленберг .

Речь идет о беседе с двумя москвичами, бывшими офицерами советской армии, попавшими в августе 1941 года в плен под Брянском . Они были намечены для участия в операции «Цеппелин». В ходе разговора выяснилось, что оба, несмотря на негативное отношение к советской системе, все же считают, что в конечном итоге СССР выиграет войну. «Вам, немцам, не одолеть ни русского народа, ни русских пространств», - приводит их слова Шелленберг. Но, поскольку, по мнению СД, надежность обоих не вызывала сомнений, этим высказываниям не придавали серьезного значения.

Как можно больше

В лагерях для советских военнопленных вербовали не только будущих агентов, но и солдат для русских добровольческих батальонов. Командование группы армий «Центр» предоставило офицерам РННА возможность посещать несколько лагерей для военнопленных, откуда они имели право набирать личный состав.

В разных источниках, в том числе и в документах советских органов госбезопасности есть информация, в каких лагерях производился набор. Так, в докладной записке особого отдела НКВД Северо-Западного фронта от 6 января 1943 года сообщается об отборе военнопленных в Оршанском и Витебском лагерях.

Один из создателей и руководителей РННА Константин Кромиади описывает процедуру отбора: «Формальная сторона этого приема была простой: приемщик, кто бы он ни был, обращался к коменданту лагеря военнопленных с удостоверением, выданным в штабе фельдмаршала фон Клюге. Комендант выстраивал пленных, и приемщик обращался к ним с соответствующей речью. На изъявлявших желание поступить в РННА составлялся список, и людей тут же выводили из лагеря». [С-BLOCK]

В случае если желающих оказывалось недостаточно, вербовщик мог прибегнуть к запугиванию: «Если вы не пойдете добровольцами в „РННА“, то умрете с голоду и от непосильной работы в лагерях». Зачастую такой метод действовал.

Бывший офицер РННА Петр Каштанов вспоминал, что лично он при вербовке задавал пленным стандартные вопросы: «За что вы собираетесь бороться? За концентрационные лагеря и колхозы?». «Обычно этого было достаточно», - отмечал Каштанов.

Особая миссия

Перед новым 1943 годом на участке 198-й стрелковой дивизии под Любанью советские бойцы привели к начальству перебежчика. Им оказался бывший пограничник РККА Иосиф Кернес, попавший в июне 42-го под Харьковом в плен и прошедший несколько лагерей на Украине , в Баварии и Польше . По его словам, он должен был ни много ни мало установить по заданию немецкого командования контакты с советским правительством для обсуждения условий сепаратного мира с Германией.

Его путь в агенты был непростым. В харьковском лагере для военнопленных, чтобы избежать подозрений в еврейском происхождении, он решил выдать себя за русского офицера польского происхождения. Кернес назвал себя представителем якобы существующей в СССР контрреволюционной организации, которая состоит из остатков троцкистов.

Видимо рассказ Кернеса был настолько убедительный, что он удостоился в Полтаве получасовой беседы с генерал-фельдмаршалом Федором фон Боком, которому поведал о сочувствующих подпольной организации среди советских военачальников, назвав в том числе имена маршала Шапошникова и генерала Василевского. [С-BLOCK]

А дальше было пространное письмо министру иностранных дел Германии Риббентропу, а за ним и самому Гитлеру. «Подпольщик» утверждал, что прибыл в немецкий тыл добровольно, с задачей «ознакомить правительство рейха с целями и программой оппозиции, возможностями прихода ее к власти, заключения сепаратного договора между Россией и Германией».

И видимо дело пошло. Уже после войны Кернеса опознали по фотографии как агента немецкой разведки Керца или Керса, который в «особой команде 806» занимался сбором разведданных: опрашивал военнопленных, обрабатывал полученную другими агентами информацию политического и экономического характера.

Однако прокуратура СССР «умысла совершить измену Родине в действиях Кернеса не установила». Обращения Кернеса к Риббентропу и Гитлеру подполковник юстиции предлагал рассматривать просто «как антисоветскую агитацию».

В 1946 году суд приговорил Иосифа Кернеса к двадцати годам лишения свободы. Отсидев 9 лет, в 1955 году заключенный попал под амнистию. А на свободе бывший германский агент принялся себя реабилитировать и в первую очередь занялся восстановлением в партии, которую в немецком тылу считал виновницей всех своих бед.

На Великой Отечественной столкнулись не только разные идеологии, но и культуры.

Для советских людей воспитанных в духе правильных жизненных ценностей стало шоком поведение немецких солдат, которых они могли наблюдать в неформальной обстановке. Близкое знакомство С военнослужащими вермахта близко познакомились как мирные советские граждане, так и красноармейцы. По свидетельству фронтовиков, иногда с германскими солдатами общались во время затишья между сражениями – противники могли угостить друг друга куревом и консервами или даже погонять мяч. После Сталинграда немцы стали чаще попадать в плен, некоторых из них отправляли в советские госпитали.

В больничном одеянии от раненых красноармейцев их можно было отличить разве что по немецкой речи. Первое, что бросалось в глаза при знакомстве с немцами, несмотря на глубокие и богатые истоки германской культуры, они вели себя, мягко скажем, не совсем пристойно – слишком раскрепощённо, нарочито грубовато, иногда откровенно вульгарно. Рамки приличия с детства знакомые советскому человеку им были неведомы. Совсем не так как мы они организовывали и свой быт. Долгое время в германской армии не существовало надлежащих условий для стирки и мытья, что порождало в действующих частях высокий уровень антисанитарии.

Позарились на чужое

Если в первые месяцы войны немецкое начальство старалось наказывать своих солдат за хищение имущества, принадлежащего населению оккупированных территорий, то к концу 1942 года эти меры уже не действовали. Более того, военнослужащие вермахта все чаще обворовывали своих же сослуживцев. «Наши офицеры присваивали предназначенные нам продовольственные товары: шоколад, сухофрукты, ликеры и посылали все это домой или использовали сами», – писал домой один из немецких солдат. Правда, вскоре вся верхушка части, которая промышляла грабежом, была отстранена от должностей и отправлена в резерв. Как оказалось, для того, чтобы их повысили в звании. На полевой кухне, по словам немцев, царило обыкновенное армейское кумовство. Ни в чем себе не отказывали те, кто был близок к «господствующей клике». Денщики ходили с «лоснящимися мордами», а у ординарцев животы были «словно барабаны».

Полковник Луитпольд Штейдле, командир 767-го гренадерского полка 376-й пехотной дивизии, рассказывал, как в ноябре 1942 года застал своих солдат за разворовыванием посылок товарищей. В гневе он избил первого попавшегося ему под руку воришку, однако в дальнейшем понял, что разложение в отступающей от Сталинграда армии уже не остановить. Следует сказать, что для многих вторжение Германии в СССР было сродни поездке в экзотическую страну. Но реальность их быстро отрезвила.

Полковник Луитпольд Штейдле

К примеру, уже в декабре 1941 года рядовой Фольтгеймер писал жене: «Умоляю тебя, перестань мне писать о шелке и резиновых ботиках, которые я обещал тебе привезти из Москвы. Пойми – я погибаю, я умру, я это чувствую».

Дело в культуре

После поголовного пленения немцев советским солдатам стали попадаться шокирующее снимки, знакомящие с времяпровождением германских солдат на войне. На многих из них рядовые и офицеры вермахта были абсолютно голыми: то они показывают свой зад, то «мужское достоинство», здесь они в обнимку с куклой женщины в натуральную величину, а тут над выгребной ямой делают непотребные дела. По словам психоаналитиков анально-генитальная тема у немцев в крови. Так, фольклорист и культурный антрополог Алан Дандес отмечает, что копрологический вопрос – специфическая особенность немецкой национальной культуры, которая сохранялась и в XX веке. Ссылаясь на тексты Мартина Лютера, Иоганна Гете и Генриха Гейне, ученый доказывает, что интерес к столь низменной теме был не чужд даже лучшим представителям немецкой нации. Возьмем, к примеру, письма Моцарта, адресованные кузине, в которых встречаются такие выражения, как «лизни мой зад» или «нагадь в постель». Светоч музыкальной классики в этом не видел ничего зазорного. С этой точки зрения для немецкого солдата что называется «испортить воздух» было абсолютно естественным действием.

Удовлетворить потребности

Неотъемлемой частью немецкого армейского быта были бордели. Их создавали не только в оккупированной Европе, но и на территории Советского Союза. Решение упорядочить половую жизнь личного состава было принято после того, как почти каждый десятый немецкий солдат переболел сифилисом или триппером. В организованных «домах терпимости» проститутки получали жалование, страховку, льготы, а также надлежащее медицинское обслуживание. По сохранившимся документам известно, что подобные заведения были в Пскове, Гатчине, Ревеле, Сталино. Существенную долю содержимого посылок, присылаемых из Германии на фронт, составляли презервативы.

Контрацептивы кроме самих борделей можно было приобрести в буфетах, на кухнях или у снабженцев. Впрочем, не озабоченные сексуальными проблемами немцы жаловались, что для большинства изголодавшихся и изнеможенных солдат, многим из которых суждено умереть, «резиновые изделия вместо хлеба были равнозначны присылке раскаленных углей в ад». «Отработанный материал» Однако больше шокировало то, что публичные дома действовали и в концентрационных лагерях. Так, в июне 1941 года Генрих Гиммлер распорядился организовать «дом терпимости» в концлагере Маутхаузен, который мог бы обслуживать эсесовцев. В качестве жриц любви, вопреки расовой политике рейха, использовались узницы лагеря. Многие из них в условиях массового голода и высокой смертности среди заключенных добровольно соглашались на подобную «работу». Но это лишь временно облегчало участь представительниц «низших рас». Спустя несколько месяцев они возвращались в бараки нередко беременные или больные сифилисом. Начальству не было дела до судеб проституток. Чаще всего их мучения закачивал укол смертельной инъекции.

Правообладатель иллюстрации Fred Ramage/Getty Images Image caption

В недавно вышедшей в берлинском издательстве книге собраны воспоминания "Kriegskinder", "детей войны", немцев, чье детство прошло в нацистской Германии. Один из авторов книги фотограф Фредерика Хельвиг рассказывает, как этим людям запомнилось военное время и о чем они предпочитают не вспоминать.

Их воспоминания несут на себе налет, присущий детству - они фрагментарные, порой яркие, порой размытые. Читая их, словно оказываешься там, в тех годах, в той обстановке. Рядом с текстом - фотографии пожилых людей, к детству которых мы только что прикоснулись.

По-немецки их называют Kriegskinder , или "дети войны": во время Второй мировой они росли в нацистской Германии.

"Однажды я гуляла у маленького берлинского пруда, - вспоминает Бригитта, которая родилась в 1937 году в Дортмунде. - В воде плавала мертвая женщина, лицом вниз. Ее юбка надулась, и ветер гнал тело через пруд, как парусник".

Правообладатель иллюстрации . Image caption Бригитта родилась в 1937-м

Подобные рассказы, вместе с 44 фотопортретами, собраны в книге Kriegskinder . Фотограф Фредерика Хельвиг снимала этих людей, а Анна Ваак записывала их воспоминания.

Некоторые из них рассказывали о том времени впервые: многое из того, что увидели детские глаза, ужасает своей обыденностью.

Проблема с такими рассказами всегда в том, что преступники - это кто-то другой

Еще дымящийся окурок сигареты, камешки, которые швыряют в рот мертвому, два кустика помидоров на балконе разбомбленного дома... Мелкие детали, которые бессознательно запечатлеваются в мозгу и предлагают новое видение того, что уже вроде бы неоднократно описывалось историками.

"Передо мной эта тема раскрылась эмоционально, а не через историю или статистику (что они делали, как они делали - в общем, всё то, с чем мы выросли и что уже знаем), - рассказала Хельвиг корреспонденту . - Проблема с такими рассказами всегда в том, что виновные, преступники - это кто-то другой. Мы постарались разобраться в том, как это могло случиться - ведь это было практически в каждой немецкой семье".

Правообладатель иллюстрации . Image caption Никлас, родившийся в 1939 году, написал книгу "Тень рейха", воспоминания о своем отце Гансе Франке, в 1940-1945 годах - генерал-губернаторе оккупированной нацистами Польши

Один из ее героев, пожалуй, больше чем другие, сделал для того, чтобы разобраться с прошлым.

Родившийся в 1939 году Никлас Франк - сын Ганса Франка, нацистского генерал-губернатора оккупированной Польши, одного из главных организаторов масштабного террора в отношении польского и еврейского населения этой страны (после окончания войны Ганс Франк был арестован и приговорен к смертной казни на Нюрнбергском процессе. - Прим. переводчика ).

В получившем высокие оценки документальном фильме "Мое нацистское наследие: что сделали наши отцы" Никлас Франк ездил по Европе вместе с британским юристом-правозащитником Филиппом Сэндсом (дед Сэндса, выступающего в фильме рассказчиком, потерял в годы Холокоста большую часть своих польских родственников. - Прим. переводчика ).

То, о чем эти люди рассказывают, - интересно. Но интересно и то, о чем они не говорят

Воспоминания Франка в книге "Дети войны" относятся именно к польскому периоду в жизни его семьи. Он рассказывает, как с матерью и няней ездил за покупками в краковское еврейское гетто.

"Мы ездим по гетто, мать покупает меха и шарфы, платя столько, сколько сама решила. Я стою на заднем сиденье "Мерседеса", рядом со мной сидит моя няня Хильда, моя мать - на переднем сиденье рядом с шофером, - вспоминает он. - На мне черно-белый костюмчик".

"Люди грустно смотрят на нас. Я показываю язык какому-то мальчишке старше меня. Он разворачивается и уходит, и мне кажется, что я победил. Я торжествующе смеюсь, но няня молча усаживает меня на сиденье".

Хотя это детские впечатления, сейчас они вызывают не умиление, а беспокойство. "Большая часть воспоминаний в этой книге - разрозненные фрагменты реальной жизни, - говорит Хельвиг. - То, о чем эти люди рассказывают, - интересно. Но интересно и то, о чем они не говорят".

Правообладатель иллюстрации . Image caption Вернер родился в 1936-м

Многие из них описывают чужую смерть только так, как ее мог увидеть ребенок. "Напротив нашего дома лежал повешенный. Немец. Он пытался спрятаться от войны в разрушенном здании, и его повесили на фонарном столбе, - говорит Вернер. - Когда он умер, веревку обрезали. Он лежал там несколько дней с открытым ртом, и мы, дети, бросали ему туда камешки".

"В конце концов его убрали и закопали на обочине. Но поскольку на городских улицах не должно быть мертвых, приехали грузовики, его и другие тела откопали и побросали в кузов. Мы, дети, за всем этим наблюдали. После этого мы пошли обедать. На обед была кукурузная каша, но у меня в голове были только эти тела в порванной одежде и с торчащими костями. Я не мог есть, меня тошнило".

Он лежал несколько дней с открытым ртом, и мы, дети, бросали ему туда камешки

События прошлого возвращаются в "Детях войны" со всеми запахами, звуками и вкусом того времени.

"Многие до сих пор помнят, как прятались в бомбоубежище, звуки сирен воздушной тревоги, воздушные налеты, страх на лицах взрослых, мертвые тела, раненых, повешенных, самоубийц, разбомбленные дома. Помнят, как играли на развалинах", - пишет в предисловии к "Детям войны" Александра Зенффт, внучка нацистского преступника (Ганс Элард Людин, посол Германии в Словакии, ответственный за депортацию в лагеря смерти 70 тысяч словацких евреев. - Прим. переводчика ) и автор книги "Длинная тень прошлого" (о том, через что ей пришлось пройти, когда она узнала всю правду о злодеяниях своего деда).

"Воспоминания - отчетливые или смутные, с картинами бегства, с "русскими", с до сих пор ощущаемым чувством голода, со вкусом шоколада, который раздавали американские солдаты…"

Правообладатель иллюстрации . Image caption Аннелиза, родилась в 1938-м: "Слышу это как сейчас: наверху, в синеве чистого неба, бомбардировщики - серебристые, строем, высоко-высоко и оглушительно громко"

"Признать, что преступник - твой отец или твоя мать, и как-то примирить это знание с любовью, которую ты к ним испытывал… Это порождает двойственность и невыносимое напряжение", - пишет Зенффт.

"Часто скрываемые преступления прошлого весят так тяжело, что это ломает психику потомков. Это невозможно переварить: как любимый и любящий отец мог одновременно быть убийцей?"

"Малая часть ухитряется как-то разъединить в своей душе преступника и любимого родителя, сохранив обоих по отдельности. Но большинство либо отрицает преступления, совершенные родственником, либо отрекается от него".

После войны прошло уже много лет, но из семейной памяти она никуда не делась.

"То, с чем Kriegskinder не смогли справиться, они передали нам, внукам, - пишет Зенффт. - Психологи обнаружили, что многие внуки сделали опыт своих дедов частью собственной жизни, даже если о нацистском периоде в семье никогда не говорили".

Хельвиг стала задумываться обо всем этом, когда у нее самой появились дети.

"Идея этой книги родилась, когда я разговаривала с друзьями о том, как нам рассказывать собственным детям об истории нашей страны, как сделать, чтобы им это было интересно, и как научить их ответственности за то, что произошло, ответственности, которая приходит вместе со знанием о прошлом".

"И из тех разговоров возникло понимание: те странности, которые мы иногда видели в своих родителях, показывают, что они росли во время войны. И это раскрыло для нас новые возможности для диалога с ними".

Это было главной ее целью - начать диалог. "Каждый немец знает о Холокосте, нам об этом рассказывают в школе, опубликована масса документов… Но вот о чем никогда не говорилось в немецких семьях - это о том, что именно делал ваш прадедушка и что в связи с этим случилось. Это по-прежнему что-то вроде табу".

Не обязательно потому, что дети войны не хотят об этом говорить. "То поколение долгие годы несло это знание в себе, и большинство тех, с кем мы разговаривали, довольно свободно говорили на эту тему. Но добавляли, что многим неинтересны их рассказы".

Правообладатель иллюстрации . Image caption Карл, родился в 1941-м: "С конца войны двое военнопленных из Силезии работали у нас, муж и жена, примерно возраста моего отца… Перед обедом мы всегда молились"

Хельвиг надеется, что ее книга поможет изменить это. "Эти рассказы рождают эмоции. А эмоции рождают любопытство и желание задавать новые вопросы, вести откровенный разговор, который необходим для оценки того времени", - говорит она.

"Речь не идет о том, чтобы возложить вину на целое поколение. Важно попытаться подтолкнуть представителей разных поколений к откровенному разговору".

Книга Kriegskinder заканчивается цитатой из израильского психолога, психотерапевта, исследователя коллективной памяти о нацизме и последствий Холокоста Дана Бар-Она: "Вооруженные конфликты приводят к появлению в обществе зон молчания. Поступки и ответственность преступников замалчиваются. Как и страдания жертв, как и роль сторонних наблюдателей… Это молчание часто передается из поколения в поколение".

То, о чем умалчивается внутри семьи, неизбежно вырывается и проникает в общество и политику

"Книга вновь напоминает о том, что произошло много лет назад - но это не значит, что не может случиться опять, - подчеркивает Хельвиг. - Когда мы начинали над ней работать в 2014 году, мир был совершенно другим".

"Когда я говорила своим немецким друзьям, что готовлю книгу о детях войны, они реагировали примерно так: "А, интересно. Но нужно ли нам об этом говорить сегодня? Посмотри на Германию".

"Это были годы Меркель и Обамы - и вдруг, всего два года спустя, перед Германией, Европой и Америкой раскрылись совсем иные возможные сценарии".

В своем предисловии Зенффт указывает на то, насколько заразительным может быть коллективное молчание.

"Исследования показывают, что травмы и тяжелый стресс могут передаваться по наследству. И то, с чем не разобрались, переходит к следующему поколению".

И это выходит далеко за рамки отдельной семьи. "То, что заметено под ковер, о чем умалчивается внутри семьи, неизбежно вырывается и проникает в общество и политику".

) и выкладываю вам интересные фотографии за 1941-45 годов

Сегодня нашел один диск с фотографиями со спутниковой рыбалки. Увидел эту папку как развлекались немцы во время войны, после боев. Смешные кадры вас удивят, я думаю. Есть конечно, такие фотографии, что, многие подумают: ну вот и это он показал тут на форуме... А я думаю, история это не стыд и не фальш, история должна быть беспристрастной, такой, как поймал фотограф того времени!

Кстати, что такое спутниковая рыбалка? Это халявно граббить со спутника. Я так делал одно время, увлекался. Это кто то качает через спутниковый интернет, а я вклиниваюсь в поток и себе тоже скачиваю! Я ставил поймать джепег, ави, двд от нуля до бесконечности (размер файла поймать). Было здорово, но утомительно... За ночь "воровал" 15-20 гигов всего. Приходилось часа полтора сортировать и смотреть. Быстро пресыщаешься к удовольствию... Когда нибудь я расскажу тут что такое спутниковая рыбалка и что нужно сделать у себя дома, чтобы бесплатно качать с любых спутников.

Для вас уменьшил фотографии и выложил сюда в тему. Фотографии фашистов, которые после боев развлекаются, смеются, прикалываются над своими друзями - так интересно поглядеть все это спустя 60 лет! Конечно, немцы тоже люди и всем людям свойственно шутить и развлекаться в свободные минуты от боев. Ведь выжить и радоваться каждому дню, когда жив - это безмерное счастье...

Покатай меня, дружище! На детской коляске, с трудом уместив свое седалище, сидит фашист

Немец что то пробует, видимо, повар. А друзья ухмыляются, видя его кислую мину

Интересная фотосессия обнаженных солдат вермахта! Каски, автоматы в руки и ухмылки, типа мы еще не то можем сделать...

Типа геркулес с сигаретой во рту на войне!

Аполлон, мать вашу, прикрыл "фиговым листочком" (лопухом) самое сокровенное. Нож-штык на боку, всегда готовый к бою...

Охота удалась... Видимо, север. Возможно, где Мурманск или где Кольский полуостров.

А нам нипочем служба в армии! Длинный и коротышка. Фотограф явно дает знать, что в немецкой армии почетно служить. А нам через 60 лет с лишним это смешно. Представьте на минуту, окоп вырытый высоким солдатом справа, слишком велик для коротышки? Как из него выбраться в бою и бежать в атаку со всеми???? Представьте на минуту его потуги выбраться из глубокой ямы?

А теперь наоборот! Жиртрест и худой! Я сначала подумал, что Гитлер стоит справа в детстве) Но увидел знаки отличия, это явно солдат, носящий усики аля фюрер Гитлер! Подражает, так сказать. Скрытная пародия на противоположности в немецкой армии. А как вы думаете, что фото это показывает нам суть?

Русский медведь и завоеватели-немцы. Обратите внимание - на указателе видно, что до Ленинграда 70 км

Приспичело... Срущий фашист с сигаретой во рту) Фотограф поймал удачный момент изнанку войны...

Культурное представление для немцев после боя...

Скоро этот малыш поросенок пойдет в кастрюлю и накормит всех немецких летчиков...

Верные друзья

Умиляются белочке

Надо же выпить за удачное вторжение... Солдат явно позирует с бутылкой в руке, сидя верхом на бюсте Сталина.